Возвращайся, сделав круг

Растроение личности – это клинический диагноз, а как назвать попытку собрать три внешне разных личности в одну? Не с моими мозгами такое понимать. Проще договориться, что я – это тот, что в пижаме, а Мона по-прежнему называть братом. Эммади считать папой как-то не особо получается, поэтому Эммади у нас будет Эммади. А будет плохо себя вести – будет «железкой». Ки-Саоми пусть остается сестрой. М-да… Viva la difference!

Когда я вернулся к Мону, они с Эммади сидели за шахматным шаром и пристально на него смотрели. Позы были одинаковыми настолько, что хотелось зажмуриться и потрясти головой. Они специально?

– Привет, мы!

– Привет…

Повернулись и ответили они тоже синхронно. Наверное, Мон подговорил Эммади на этот дурацкий розыгрыш… Хотя зачем уговаривать – если они одинаковые, то эта идиотская идея придет в их головы одновременно.

Дурдом. Можно снимать сериал «Я и мои „Я“…

– Эммади, сгинь, пожалуйста. Больше двух меня я в комнате не потерплю. Перебор…

Эммади молча вышел. Стало поспокойнее.

– Ну как, переварил?

– Да, пожалуй.

– Теперь порядок? Ничего не гложет?

– Ну, за исключением того, что вся моя жизнь – часть плана двух других меня… Наверное, ничего.

– Все мы часть промысла Божьего…

Интересно, когда у меня появится страсть отмахиваться громкими фразами? Глядя на него, мне все меньше хочется стареть…

Мон наконец наелся и вооружился бокалом и мундштуком. Ни трубки, ни кальяна не было, что абсолютно не мешало мундштуку выпускать искрящийся бежевый дым. Передо мной живое доказательство превосходства технологии Красных… Что б меня это хоть сколько-нибудь волновало…

– Ты знаешь, что твой брат – единственный хомо, обыгравший техноида в шахматы? Хотя я уверен, что эта сволочь специально пропустила последний гамбит… Не хочешь сыграть? До следующей фазы плана еще восемь часов тридцать две минуты.

На часы он даже не взглянул.

– Я плохо играю.

– Ты должен учиться, иначе станешь позором семьи. Оми отлично играет, торопливо, но талантливо – она быстро тебя раскроет, если ты будешь постоянно «поддаваться». Она этого не любит. Да и кто любит?

– Лучше объясни, что за следующая фаза. И какая была перед ней. И что это вообще за план?

– Тимми, ваша вьюношеская нетерпеливость вызывает мое заслуженное стариковское раздражение.

– Раз так, мой престарелый дедушка, не изволите ли вы соответствовать своему почтенному столетнему возрасту? Тебе обязательно разыгрывать из себя клоуна?

– Внучок, принеси водички и подай мои привилегии возраста – я храню их во-о-он в той ночной вазе…

– Мон!

На секунду его лицо приняло серьезное выражение.

– Тим, кончай. Сам ты, помнится, последние часы перед возможной смертью рассказывал сказочки и в снежки играл – Эммади уже жаловался. Что ж ты мне расслабиться не даешь? К тому же от серьезного и насупленного меня ты вроде уже устал – я имею в виду дройда. Я прав?

– Да, прости…

Он снова расплылся в своей шутовской улыбке.

– Вот и хьячи. А хлебнем-ка мы еще настоечки!

Он хлебнул. Я снисходительно терпел его кривляния.

– Так, значит, ты признаешь, что можешь погибнуть в ближайшее время?

Мон сделал очередной огромный глоток и протянул бокал мне.

– Ага.

Я решил, что это не такая уж плохая идея и залпом допил остававшуюся в бокале жидкость… У меня перехватило дыхание. Когда я снова смог вдохнуть, передал бокал Мону, и он наполнил его снова – из пузатой бутыли зеленого стекла. Я был уверен – если ее повернуть, увидишь этикетку с черепом и костями.

– Что это?

Мон гордо поднял бутыль над головой и рассмотрел на свет – свет через бутылку не проникал. Совсем. И дело было явно не в толстом мутном стекле.

– Это ром. Самый настоящий. Думал, ты оценишь. Так долго рецепт искали…

– Я оценил… Но пить больше не буду.

Он пожал плечами и отдал мне мундштук.

– Тогда кури.

Я осторожно сделал затяжку – вдруг там табак, махорка или еще что-нибудь из антиквариата… Что это за смесь, мне понять не удалось, но кашлял я долго. Впрочем, сойдет… Главное, что не мешает думать и галлюцинаций не вызывает. Ведь этот зеленый кролик уже давно сидит у Мона на голове… А вот где он раздобыл морковку на военной базе? Может, допросить его – тут очень кстати стоит миниатюрная дыба для кроликов. А может, это вовсе и не кролик, а самая настоящая крыса – вон хобот какой…

Я осторожно отдал мундштук Мону и потряс головой.

– Очень смешно. Надо подарить тебе наладонный шокер, чтобы ты мог бить током всех, кто до сих пор неразумно с тобой здоровается…

– А что? Классная мысль.

– Мон, этой хохме с полтыщи лет.

– Ну и что с того? Я древний, она древняя – мы сойдемся.

– Что правда, то правда – юмор у тебя доисторический. Так, наверное, еще динозавры шутили. Потому и вымерли.

– Я не вымру. Ти-Монсор не может умереть.

Я медленно пережевывал нечто со вкусом «дичи», подстреленной за секунду до естественной смерти.

– Мон, раз уж тебе так приспичило насладиться маленькими радостями, перед тем как мы все отправимся на тот свет… Мне, наверное, лучше выяснить у кого-нибудь еще – с чего мы так туда спешим и когда отправляется наш поезд. Ага?

Он дыхнул на меня дымом и покачал головой.