Возвращайся!

Сейчас машинально сплетает «паркером» К и М – буквы, украшающие его печатку. Таких печаток у него десять. Одну носит сам, хотя и презирает побрякушки, но нужно демонстрировать подчиненным, что все они – некое корпоративное братство, семья, в которой он – строгий и справедливый отец. Пятью наградил особо преданных, еще четыре лежат в сейфе. Ему печаток не жалко, дешевка. Он мог бы позволить себе перстни за десятки тысяч баксов, а не за жалкие тысячи «деревянных», но не желает, чтобы кто-то завидовал.

Он с детства обожает романы Александра Дюма-отца, в которых герои изъясняются учтиво, даже при вызове на смертельную дуэль, но никогда не представлял себя отчаянным д’Артаньяном или великодушным Атосом. Его волновал кардинал Ришелье, остролицый, с острой бородкой, в алой мантии и шапочке. Двенадцатилетним мальчишкой перед сном, зарывшись лицом в подушку, он мечтал властвовать, плетя интриги и оставаясь в тени.

На бумаге снова и снова – с завитушками или в жестком стиле хай-тек – появляется вензель из букв К и М, которые на печатке означают Константин Москалев. Но теперь, возможно, их значение иное: Королек и Москалев.

Природа щедро наделила Москалева чувством опасности, и он нутром, по еле заметным признакам, ощущает незримое присутствие чертова сыча с нелепым прозвищем Королек. Как ощущают далекий пожар – не столько по чуть уловимому запаху гари, сколько по внезапно нахлынувшему страху, по беспокойно забившемуся сердцу. Такой необъяснимый страх владеет сейчас Москалевым.

Когда Королек позвонил ему и попросил принять, он сразу, всем своим существом почувствовал: приход сыча не сулит ничего доброго и на четыре дня отложил встречу, немного по-детски ожидая, что как-нибудь рассосется само.

Но четыре дня миновали – и Королек входит в его кабинет.

Москалев накрывает папкой листок с вензелями и неотрывно смотрит на посетителя, угрюмо сузив глаза. «Ишь ты, красавчик. И весь такой солнечный, чистенький: желтая курточка, светло-зеленая футболочка, голубые вытертые джинсы, белые кроссовки. А сам бывший ментяра, легавый, мусор. Жаль, не добили тебя тогда ребята Француза».

Постукивая по столу нервными тонкими пальцами, спрашивает холодно:

– Чем теперь обязан?

Несмотря на тюремное прошлое, он привык разговаривать отстраненно-вежливо и когда вынужден использовать уголовную феню (что бывает не так уж часто), внутренне морщится.

– Ну, чего уж там, – улыбается Королек, – вы мне совершенно ничем не обязаны. Наоборот, это вы пожертвовали своим временем, согласились меня принять. За что я искренно благодарен.

– Давайте не будем отвешивать друг другу реверансы, – мрачные глаза Москалева жестко вспыхивают – и тут же гаснут, становясь матово-темными и бесстрастными. – Я бизнесмен, у меня каждая секунда на счету. Поговорим о деле.

– Дельце небольшое…

Королек опять открыто, весело улыбается, отчего приходят в движение зарубцевавшиеся шрамики, беловатые на загорелом лице. Особенно заметен тот, что змеится по его левой щеке. Москалев не приглашает Королька сесть, и тот стоит, независимо расставив ноги и чуть перекатывая ступни с носка на пятку и обратно.

– Меня интересует ваш личный охранник Сергей Смолин. Я был у него дома, общался с родителями. Впрочем, это вряд ли можно назвать общением – оба были в невменяемом состоянии. Еле сумел добиться от них, что Сергей в командировке.

– Объясните, пожалуйста, – пожевав губами, интересуется Москалев, – зачем он вам понадобился?

– Видите ли, я причастен к одному небольшому расследованию. Увы, не имею права раскрывать, в чем его суть. Ваш Сергей был бы очень полезен… как свидетель.

– К сожалению, я действительно отправил его в командировку. В Питер.

– Надолго?

– На месяц… Но, возможно, он там задержится.

– Не спрашиваю, с какой целью, это меня не касается… Тогда еще один вопросик. Последний. За какие заслуги вы подарили ему печатку со своими инициалами?

– Ответ прост. В старину правители дарили подчиненным свои перстни. Это был знак отличия и милости. Сергей Смолин – человек преданный, я на него стопроцентно полагаюсь. Конечно, я мог бы элементарно повысить ему жалованье, но, помилуйте, нельзя же все сводить к деньгам. Какой бы ни был на дворе капитализм, моральное поощрение необходимо. Кстати, я наградил печатками пятерых лучших моих сотрудников. Смолин – всего лишь один из них.

– И все печатки – с инициалами КМ?

– Именно. Такая награда – символ того, что эти люди принадлежат мне. Я требую личной преданности и беспрекословного подчинения, зато и денег не жалею.

– Ощущаете себя феодалом? Хозяином бессловесных вассалов?

– Бьюсь об заклад, вы считаете, что у меня в подвале пыточная камера, – Москалев позволяет себе легкую усмешку. – Нет, я предельно корректен. Но требую дисциплины и безукоризненного порядка. Возьмите развитые страны мира. Что их объединяет? Порядок и дисциплина. Вот главные составляющие цивилизованной страны. А мы – уверен – с нашим всегдашним бардаком не добьемся ничего путного. Я тщательно отбираю сотрудников, прежде всего, тех, кто всегда рядом со мной. Это самые проверенные и надежные люди.