Возвращайся!

Пыльный Опер отключатся, а я с вытянувшимся лицом все еще держу в руке пикающую мобилу. И не понимаю сам себя. Мне бы сейчас радоваться: дело закончилось, не начавшись. Если уж есть подозреваемый, менты шустро его раскрутят, и он признается в прежних двух преступлениях, в том числе в смерти Кати Завьяловой… Так чем же я недоволен?

Набираю номер Завьялова.

– Можно с тобой поговорить?

– Давай, – коротко бросает он.

– Маньяк совершил еще одно убийство…

– Знаю, – говорит он.

Ишь ты, здорово у него налажено! Менты сообщают ему самые свежие новости, точно он их непосредственный начальник. Вот она, неиссякаемая сила бабла.

– Тогда мне нет смысла продолжать расследование.

– Наверное, – помолчав, соглашается он. – Не волнуйся, за труды я тебе заплачу.

– Я практически не сделал никаких телодвижений и вознаграждения не заслужил.

– Ну, как знаешь…

На этом наш диалог завершается.

Засовываю сотовый в карман и принимаюсь размышлять. Удивительные нынче пошли маньяки. Убийства двух женщин: поварихи из второразрядного кабака Тони Рыклиной и жены процветающего коммерсанта Кати Завьяловой вполне традиционны. И ту, и другую прикончили в безлюдном месте, стало быть, маньяк – тварь осторожная и предусмотрительная.

И вдруг – замкнутое пространство, скромное число подозреваемых. Так истинные маньяки не поступают. Разочаровал он меня, ребята.

* * *

Сижу с Кондором на моей любимой скамейке неподалеку от набережной городского пруда. Над нами плывут и клубятся тучи. Одна из них – дымная, пепельно-черная, с тремя бледными голубоватыми просветами – напоминает громадную ухмыляющуюся маску комедии. «А где-то, – думаю я, – над городом или над полем движется исполинская маска трагедии». И тут же включаю тучу в свою мысленную коллекцию небесных диковин.

Детективщик явно не в духе. То и дело вскидывает на меня хмурые глаза и запускает тонкие костлявые пальцы в шевелящуюся шевелюру. Сегодня он не слишком разговорчив.

– Сейчас самое время потягивать во-он в том пивбаре пиво с воздушной шапчонкой пены, – мечтательно говорю я.

– Сдалось тебе пиво, – морщится мастер детективной интриги.

– Это ты зря. В древнем Египте пиво давали строителям пирамид, чтобы радостнее вкалывали. Пирамиды на этом благородном напитке стоят, а ты…

Я не заканчиваю фразу: как-то незаметно начинает накрапывать – и тут же перед нами, словно материализовавшись из мерклого воздуха, возникает невысокая женщина в желтой курточке и красных джинсах.

Актрисуля!

– Господа, позвольте даме присесть.

Ловко проскальзывает между мной и Кондором. Слегка поерзав попкой, усаживается на скамью, и мы невольно подвигаемся. Откидывает капюшон, достает пачку «кэмела», закуривает. И меня пронизывает ощущение дежавю.

И все же замечаю, что девочка, хоть и немного, но изменилась: чуточку увяла (как ни крути, а возраст приближается к тридцатнику), пополнела – и еще больше стала походить на «Неизвестную» художника Ивана Крамского. Черные глаза прищурены, губы сложены в надменную гримаску.

Краем глаза вижу окаменело-испуганное лицо Кондора.

– Привет, сыч, – усмехается актрисуля. – Заметил? – я всегда появляюсь в дождь.

Она произносит эти слова с прежним апломбом, стараясь изобразить из себя нечто загадочное, чуть ли не инфернальное, а я ей не верю. Не словам не верю, а настроению. Почти убежден, что настроение у нее препаршивейшее, но природный гонор заставляет держать хвост пистолетом.

– Ты что, следила за мной?

– Хочу дать тебе небольшую работенку, сыч, – заявляет она, не отвечая на вопрос. – Убит мой муж…

– Господи! – непроизвольно вырывается у меня. – И этого тоже!.. Да ты что, коллекционируешь трупы своих супружников?

Глубоко затянувшись, она выдыхает дым в мою физиономию. Кашляю и закаиваюсь впредь раздражать актрисулю.

– Да, моего предыдущего муженька прирезали, – холодно говорит она. – А нынешнего пристрелили. Очень смешно, правда? Давай, сыч, похохочи.

Прикладываю ладонь к сердцу.

– Извини, что затронул больное место. Брякнул по глупости.

– Я – хочу – найти – убийцу – моего – благоверного! – своим звенящим актерским голоском провозглашает она, точно острые хрустальные гвоздики вколачивая в меня слова. – Такая вот на меня накатила блажь. Говорю сразу, мужа я не любила, но… Он был каким-никаким, а близким человеком… Ну, согласен?

– А ты бы попросила, красавица. Тогда, возможно, и соглашусь.

– Не умею я просить, сыч. Не привыкла… Ладно, прошу. Помоги.

– Что ж, попробую. Свободного времени у меня навалом.

– Тогда слушай. Мой муж работал в мэрии, отвечал за строительство…

– Погоди, – перебиваю я, – так это его труп перебросили на территорию бывшей драмы?

– Его, – коротко подтверждает она. – Как вижу, ты в курсе – как и все в этом распроклятом городишке. Сплетник на сплетнике сидит и сплетником погоняет. Я еще и потому хочу отыскать убийцу, что забодали меня совсем. Пальцем показывают: ой, гляди, гляди, вот у этой мужа в котлован скинули! Выступаю на сцене – в зале хихикают… Отыщи его, сыч! Тогда, может быть, болтать перестанут. А то еще думают, что это я его… Ну – попутного ветра! И семь футов под килем!