Возвращающий надежду

У самого окна, возле двери, приткнулся столик, этот уголок заняли траппер и лондонец. Подлетев к ним с бутылками, хозяин доверительно шепнул:

— Я — тоже мятежник, сеньоры. Пять су с каждого ливра выручки… Пресвятая дева, этот налог меня разорил!

— Вы так спокойны, — заметил, обращаясь к трапперу, офицер, — а я готов богохульствовать. Человека с моим именем, представьте, запихнуть в эту глушь из-за дуэли…

Ропот на улице продолжался. Прогремел залп. Мимо окон во весь опор проскакал кавалерийский отряд. Донесся одинокий крик. Путешественники озабоченно переглядывались. Деловой человек из Англии о чем-то думал, поглядывая на бродягу, — тот с величайшим хладнокровием тянул вино. Наконец коммерсант вполголоса обратился к соседу

— Тревожное время… Могу ли быть с вами откровенным?

— Прошу вас, — учтиво сказал траппер, ставя стакан.

— Вы не англичанин.

— Может быть, — улыбнулся тот.

— И не американец: для этого вы слишком воспитанны.

Разговор шел по-английски Остальные уныло молчали, следя за игрой огня.

— Я провел в Америке три года, — объяснил траппер.

— Воевали с французами?

— Нет, торговал. И с белыми, и с индейцами.

— Выгодно?

На смуглом лице лесного бродяги опять блеснула улыбка.

— Увы, сэр, не очень…

— И видно, что вы не коммерсант. Пожалуй, скорее военный.

— До этого я действительно семь лет носил офицерскую портупею. Был в Голландии, в Испании…

— И тоже без особого барыша?

— Как видите. Война — это занятие не по мне. За семь лет она мне осточертела до крайности, ну, я и сбежал от нее в Новый Свет.

— Вот как. Значит, вы дезертир. А вы не боитесь, что я…

— Нет, потому что и вы не тот, за кого себя выдаете, — мягко сказал собеседник. — Вы не англичанин. Вы француз: это заметно по вашему выговору. Скажу больше: вы…

— Тссс! — перебил купец, оглянувшись.

— …для чего-то рискуете. Что привело вас сюда?

Вместо ответа лондонец пристально всмотрелся в собеседника. На корабле трапперу уделяли не больше внимания, чем резной фигуре под бушпритом; составляя ей компанию, этот чудак одиноко стоял на носу судна с лицом, постоянно обращенным в сторону Франции. Его одежда смешила каждого, кто не бывал на американском континенте: охотничья куртка с вышивкой из крашеных игл дикобраза, брюки оленьей кожи, бобровая шапка, мокасины… Но купец теперь видел не наряд, а человека.

Перед ним в безмятежной и вольной позе сидел рослый молодец лет двадцати шести. Как у всех морских и лесных бродяг, его загорелое лицо было иссушено почти до кости лишениями и всеми ветрами Нового Света, энергичные черты имели общую для людей этого типа складку волевой решимости. Но глаза… в них купец увидел нечто необычное. Полуприкрытые тяжелыми веками, они были полны раздумья. Мягкий свет иронической и грустной мысли ложился от них на все лицо, снимая с облика бродяги отпугивающую суровость. «Ему можно довериться, — вдруг решил лондонец. — Во всем… кроме дел коммерческих».

— Что меня привело сюда? — повторил купец. — Дела. И… о, конечно, вам знакомы тоска по родине! Я богат, имею дом в Норфолькском графстве. А здесь моих предков когда-то убили за то, что они гугеноты и не пожелали сменить веру.

— Но и гугеноты в долгу не оставались, — заметил его собеседник.

— Какова же тогда ваша собственная вера, друг?

Авантюрист опустил глаза и задумался.

— Индейцы прозвали меня Смотрящий на Солнце Сокол. Это потому, что, по их мнению, сокол всегда летит в сторону солнца. Моя вера, как солнце, светит всем и никого не теснит. Она как тенистое дерево, как вода в Онтарио — для всех.

— О, вы язычник! И дворянин. Бывали ли вы при дворе?

— Недолго. На большом приеме у короля, при утреннем туалете, я побывал еще провинциалом, и меня поразило, что король сидит раздетый, а два знатнейших дворянина благоговейно подают ему нижнюю рубашку: один за правый рукав, другой за левый.

— Да, это странности великой эпохи, — заметил коммерсант.

— Великой? А народ гол. Какое ему дело до величия, если у него нет рубашки?

Гугенот вежливо помолчал. Потом сказал:

— Простите, но если б, положим, его осенил дух истинного божества…

— Ничего истиннее голода я пока не знаю, — возразил бывший траппер. — В наше время, сэр, бог ополчился на человека: голод, эпидемии, войны… Есть, правда, крепкие люди, они могли бы все преодолеть. Но они стоят лишь за себя. В этом несчастье.

— Увы! — вздохнул лондонец. — Если бы сильные захотели…

— Без скромности, я один из них, — продолжал рассказчик. — Сложение у меня, как видите, не хрупкое, зрение и нервы как у рыси. Но создан я так, что для себя и пальцем не пошевелю.

— А честь? — изумился его собеседник. — А достаток под старость? Наконец, слава воителя господня…