— На меня смотри, на меня! Это сумасшедшая немецкая старуха, она никого не убивала! Слышишь, никого! Хочешь — стреляй, только чем ты тогда от фашиста отличаться будешь?!
Вова отпустил сержанта и сделал шаг в сторону. Старуха продолжала ползать на коленях, что-то бормоча и собирая бумаги. На происходящие в двух шагах события, решающие ее жизнь, она не обращала внимания, точно не в себе. А сержант сдулся, автомат держал в руках так, будто не знал, что с ним делать. Но тут все разрешилось само собой, колонна на дороге зашевелилась. Водитель «студебеккера» нажал на клаксон, солдаты потянулись к машинам, сержанта тоже увели. Вова рванул обратно к своей полуторке. Ремонтники через фанерные стенки будки ничего не видели. Едва машина тронулась, мочевой пузырь тут же напомнил, что дело, по которому он вылез наружу, так и осталось невыполненным.
Стремительные прорывы и победные марши остались в прошлом. За Одер немцы уцепились зубами. Армия с трудом создала плацдарм на левом берегу, а потом еще почти месяц прогрызала немецкую оборону, расширяя его. Фрицы опомнились, подтянули резервы, подготовились и как… В Лаубане два корпуса так зажали. Нет, не сорок первый на дворе, но год этак сорок третий некоторые вспомнили. И как коридор в обратном направлении пробивать, и как технику, подрывать, которую вывести невозможно. То, что осталось от корпуса, вывели во второй эшелон, в городок Лигниц.
И тут на Вову обрушилось счастье. Под конец войны он получил вожделенное место в тылу, доступ к материальным благам и широчайшие возможности. А началось все с вызова к ротному. Расстроенный Вова вернулся с безрезультатных поисков подходящего трофея. Увы, все более или менее приличное было растащено до него. Тихим, не злым словом Лопухов помянул не сдержавшего свое обещание Кальмана, тут-то его и нашел капитанский посланец.
Кальман был чем-то недоволен, но подчиненному душу изливать не стал.
— Ты про двести восемьдесят первый приказ слышал?
— Нет, — насторожился Вова. — А о чем приказ?
— Посылки разрешили домой отправлять. Пока наступали, не до того было, а сейчас зашевелились. Решено создать при штабе бригады склад трофейного имущества. Централизованно, так сказать, барахло собирать и посылки комплектовать.
Цель этого действия Вова и сам понял, сначала все собрать, а потом поделить в соответствии со званием и занимаемой должностью. Но он-то тут при чем? Вряд ли ему предложат сесть на распределение всего этого богатства.
— Для сбора трофеев «студебеккер» выделяют, новый. Пойдешь?
— Пойду.
Казалось бы, вот оно, только руку протянуть, но сердце даже не дрогнуло, как будто такие предложения ему регулярно делают.
— Ты смотри, осторожнее там. При штабе иной раз опаснее, чем на передовой бывает. Ты мужик шустрый, грамотный, потому тебя и посылаю, другого сожрать могут.
— Спасибо за доверие, — криво усмехнулся Вова.
— Не за что, — парировал Кальман, — «студер» на днях придет.
«Студебеккер» был действительно новым, насколько новой может быть машина, проехавшая Иран и часть Азербайджана, дальше ее везли по железной дороге. Хорошая машина, мощная. В кабине круглые педали сцепления и тормоза, напольная педаль газа. Стартер также включается ногой, круглой кнопкой слева. Переключатель света фар, как и полагается, расположен возле левой ноги. Руль — с четырьмя спицами. Целых пять рычагов на тоннеле пола. От переключения передач, до управления коробкой отбора мощности и стояночного тормоза. На замке зажигания надписи ON и OFF. Вместо ключа — поворотный рычажок. Под приборным щитком расположены кнопки с надписями Choke, для управления воздушной заслонкой карбюратора и Throttle, ручной «газ». Спидометр, естественно, оперирует милями. Указатель давления масла показывает давление в фунтах на квадратный дюйм. Несколько сложнее с указателем температуры воды, показывающим температуру в Фаренгейтах.
Ответственным за сбор трофеев был назначен помощник начальника штаба майор Левинсон, но непосредственным Вовиным начальником стал старшина Кирьянов. При первом же взгляде старшина Вове понравился. Уже в возрасте, лет сорока, напоминал он уменьшенного раза в два бурого мишку, вставшего на задние лапы. Мощный торс покоился на кривых коротких ногах. Ходил он медленно, вразвалочку. На попытку представления Вовы по уставу только рукой махнул.
— Ерофеичем зови, так привычней.
А на груди у него две Славы, Красная Звезда, медали и пять нашивок за ранения. И еще одну деталь отметил острый Вовин глаз — черный нож на левом бедре. Такие в танкодесантной роте многие носили, называя ножом автоматчика, хотя официальное его название «нож разведчика», HP. Судя по сильно потертой рукояти, старшина его частенько вынимал.
— Было дело, — подтвердил Вовину догадку Ерофеич. — Разведвзводом раньше командовал, еще в пехоте, «языков» брал, пока в прошлом году сосед на мине не подорвался. Ограниченно годным признан, теперь вот складом барахла заведую.
А потом без всякого перехода поинтересовался.
— Это у тебя что?
— Карабин, — удивился Вова.