– Верю, верю, Гранд, – ее губы тронула легкая и немного печальная улыбка, – просто сегодня разом навалилось так много всего, что подстраховаться решила.
– Это ты о горгульях?
– Ну теперь выходит и о них…
– Снова не понял.
– Ладно, сброшу карты. Моей девочке, Гранд, предначертана нелегкая судьба, и при этом основная опасность исходит от проекций твоей. Я сегодня, когда это увидела, никак понять не могла, что бы это значило. Ну и пока разбиралась и гадала, уверенная, что уж у тебя-то проблем ну никаких быть не может, я вроде бы все предусмотрела, даже Лану на время нашего отсутствия от любого влияния оградила, ты успел учудить именно то, что в будущем искалечит всю жизнь твоей сестре. Поэтому и прошу, хоть лично сам не прикладывай руку к ее грядущим неприятностям, не ревнуй и жизнь ее отравить не пытайся, она не конкурент тебе.
– Мам, ты что такое говоришь? Да я ни в жизнь не посмею сестренке хоть какой-то вред причинить. И этим мерзким горгульям не позволю ей никаким образом вредить, даже если ты именно ее решишь наследницей сделать! Клянусь тебе! Я уже люблю мою маленькую сестричку, поверь! Все обязательно будет хорошо! Правда! – он порывисто обнял мать и, осторожно коснувшись ее живота, в котором почувствовал зарождающуюся жизнь, послал легкий импульс поддержки.
– Спасибо, Гранд, – мать благодарно чмокнула его в макушку, и его окатила такая мощная волна любви и приятной неги, что от переизбытка чувств у него перехватило дыханье и защипало в глазах. Чтобы не расплакаться, он судорожно вздохнул и, сделав вид, что закашлялся, отстранился от матери, а потом, немного отдышавшись, нарочито отстраненным тоном проговорил:
– Кстати, какие у Вас планы, моя госпожа: когда Вы намерены возвратиться во дворец и как желаете, чтобы я к Вам обращался и какую личину носил?
– Возвратиться намерена в ближайшее время, дальнейшее наше путешествие смысла уже не имеет. А насчет личины, я надеюсь, принц, что Вы уже стали достаточно благоразумны и не станете вынуждать меня публично унижать Вас, поэтому облик ребенка уже ни к чему. К тому же, наше достаточно длительное отсутствие будет хорошим оправданием тому, что Ваша внешность сильно изменилась. А обращаться можете и как к Владетельнице, и как к матери. Я ни против одного, ни против другого обращения возражать не стану. Какое именно использовать, надеюсь, сможете решить самостоятельно, исходя из ситуации.
Гранд вновь подхватил ее руку и прижавшись к ней губами, выдохнул:
– Благодарю, мама.
– Да, еще, – легко отстранив руку, продолжила она, – Владетелю абсолютно ни к чему знать, что здесь с тобой произошло, и то, что порой я бываю с тобой откровенна. Он должен быть уверен, что меж нами жестко-иерархические и достаточно дистанцированные взаимоотношения. Понял?
– Да, понял, Владетельница. Я постараюсь не откровенничать с ним без нужды, а если такое и случится, то Вы без промедления узнаете об этом. Кстати, может позволите имя поменять? Никак не могу привыкнуть, что меня при дворе все Грейтом называют.
– Вот это ни к чему. Это даже к лучшему, что твое истинное имя лишь близкие знают, меньше шансов у врагов будет опосредованно чары навести. Так что привыкай и не ропщи. А чтобы меньше путаться, заставь окружение обращаться лишь с использованием титула.
– Хорошо, понял. А что мне говорить Владетелю, если он меня про Сциллу спросит?
– Скажи, что в один прекрасный момент, когда она тебя совсем достала, и ты запер ее в пещере, появилась я и, посмеявшись над твоими опасениями, что ее смерть и моя как-то могут быть связаны, прикончила ее. За что ты мне несказанно благодарен, несмотря на то, что заставила тебя кабалит надеть.
– И как ты ее прикончила, лично шею свернула? – не сумев сдержать ироничной усмешки, тут же поинтересовался Гранд.
– Нет, зачем лично… Мой отец наверняка уже догадался кто именно был Сциллой и не поверит, поэтому скажи, что наложила заклятье огня на пещеру, где ты Сциллу запер, и живьем зажарила, с удовольствием слушая ее предсмертные вопли.
– Мам, неужели ты думаешь, дед, если и впрямь уже знает, что это была ты, поверит, что я морок не разглядел?
– А ты уверен, что способен его разглядеть?
– Да без сомнения даже, – самоуверенно хмыкнул Гранд.
– Спорим? Если не разглядишь, неделю вместо слуг за обедом прислуживать станешь.
– А если разгляжу?
– Выполню любое твое желание.
– А если такое же пожелаю? – задорно взглянув на мать, осведомился Гранд и, перехватив полыхнувший яростью ее взор, тут же испуганно потупил голову: – Извини, мам, не подумавши, ляпнул… Завелся просто… извини. Я не стану спорить, но если покажешь, как ты такое делаешь, буду благодарен, и если и впрямь не сумею разглядеть, то честно признаюсь и любое наказание приму.
– За что же тебя наказывать, если на спор не повелся и амбиции умерил? За такое не наказывают. Ладно, пошли, потом как-нибудь покажу, – усмехнулась она и направилась к тропинке, ведущей вниз.
Они прошли метров двести, когда неожиданно за их спиной раздался голос Ланы:
– Принц, принц! А как же я? Подождите, вы забыли меня!