Всякий раз Белка успевала закрыть свое сознание от кровной сестры, сумела задавить ее гнев и не позволить свершиться непоправимому. Тогда ей еще хватало сил, чтобы бороться. Но Шир правильно подметил, что ее зрачки все чаще и чаще сверкают нехорошими зелеными огнями. Правильно распознал шипящие нотки в ее тихом голосе. И быстро понял, почему она старается больше не смотреть ему в глаза: Траш уже устала ждать избавления. И мирно покоящийся рядом с ней Карраш - тоже. Им было тесно внутри естественной темницы, построенной внутри чужого разума. Им надоели искусственно наведенные оковы. Начали раздражать терпеливые объяснения хозяйки, утомило ее сопротивление. Они хотели воли. Свободы. Через столько веков томительного плена они снова пытались ожить. И с каждым годом все настойчивее старались сбросить кровные узы, чтобы вернуться в свои, заключенные в камне тела.
Каждое их шевеление причиняло Белке неудобство. Каждая попытка открыть несуществующие глаза доставляла ей немало неприятных минут. Но за годы вынужденного ожидания она сумела обрести устойчивое равновесие и смогла заставить их подчиниться. Какое-то время хранила хрупкое равновесие. И только теперь, когда Таррэна не стало, когда время неумолимо ускорило свой бег, когда наложенные им путы ослабли, а зов крови превратился в неслышный стон, ей стало совсем тяжело. А в последние дни и вовсе невыносимо. Потому что жаждущие пробуждения звери уже едва хранили на своем сознании легчайший полог магического сна. Они почти видели, что происходит с хозяйкой. Почти слышали, что творится вокруг. Нередко сердились вместе с ней и вместе с ней же рычали от боли, если Белке доводилось неосторожно пораниться.
Да, когда-то она вела их за собой, бесстрашно сливаясь в полноценном Единении. Но тогда они были ведомыми. Тогда они сознавали, что творят. Тогда они еще не были так сильны и никогда не сопротивлялись поодиночке. А теперь их разумы изменились: четыре века сна стерли многое из их памяти. Вернули их в прошлое, далеко назад, во времена Диких Псов. Чтобы вспомнить об этом, признать хозяйку и усмирить кровожадные инстинкты им даже с помощью Таррэна понадобится время. Минута, час, день... но если они сорвутся раньше, у Белки этого времени уже не будет. Просто некому будет его дать, потому что пара свирепых хмер раздерут ее разум на части. Они и сейчас уже скреблись в нетерпении. Рвались на волю. Желали возрождения. Они почти пробудились за эти двенадцать лет. И все увереннее оттесняли сознание Гончей в сторону, временами становясь сильными настолько, что почти подчиняли его себе.
Это причиняло безумную боль. Заставляло искать уединения. Вынуждало постоянно жевать ядовитые листья тиррта, славящегося своим парализующим действием: если Белка не выдержит, и хмеры все-таки сорвутся с привязи, это их немного ослабит. Даст Ширу время, чтобы все понять и начать действовать, позвать остальную стаю. А против полусотни могучих перевертышей человеческое тело... пусть и измененное... все же не сумеет устоять. Особенно тогда, когда от разума в нем останутся лишь жалкие крохи.
Когда Шир увел отряд дальше, Белка обессиленно опустилась на землю и, крепко зажмурившись, обхватила колени руками. Близость эльфов причиняла ей физическое неудобство. Рядом с ними ей становилось не по себе. Из-за них тревожились хмеры в ее сознании и перед глазами все отчетливей вставали сцены дикой охоты. А временами во рту появлялся знакомый до отвращения привкус крови, от которого костяные кошки восторженно выли, а у нее все переворачивалось внутри.
Шир был абсолютно прав, когда советовал ей побыть одной. Прав хотя бы потому, что вдали от Перворожденных хмеры ненадолго успокаивались. В одиночестве Белка еще могла загнать их на глубину - правда, ровно до того момента, пока чутких ноздрей снова не касался их притягательный запах. Стыдно признать, но с некоторых пор Белка даже рядом с Тилем ловила себя на мысли, что мечтает попробовать его на зуб. Его присутствие будоражило, запах сочащейся из него магии буквально пьянил, ласкал, как аромат старого, крепкого и хорошо выдержанного вина.