Возвращение

В четверть восьмого (мои часы спрятаны под рукавом балахона, на мне просторные штаны неопределенного цвета, на голове антикварная фетровая шляпа, башмаки просят каши) я поднимаюсь по широким ступеням храма св. Иоанна Непомука, расстилаю коврик, вернее, то, что некогда было ковриком. Рядом со мной стоит бутылка красного вина, наполовину опорожненная, это наводит на мысль, что я успел подкрепиться спозаранок. Таков в двух словах мой "имидж". Что же касается моего характера, моей психики, менталитета или как там это называется, то важная черта его состоит в том, что я остаюсь самим собой и в то же время обозреваю себя со стороны. При кажущейся несообразности моего существования я сохраняю безупречный контроль над собой. Порядок есть порядок; внутри некоторой безумной системы царствует логика. Это правило одинаково применимо и к произведениям искусства, и к снам, и к нашей жизни. Я сижу, прислонившись к колонне. Головной убор покоится между ног.

Итак, мы можем считать, что рабочий день начался, время подумать о душе, поразмыслить о моей профессии, одной из древнейших. Но день сулил мне неприятности. Я должен был их предвидеть.

Буквально гроша не успел я собрать, как из-за угла (церковь стоит у поворота на магистральную улицу и несколько особняком) выступил субъект, в котором я без труда распознал собрата по ремеслу; возможно, он поджидал меня. Он склонил взгляд на мою шляпу, как заглядывают в высохший колодец. Я извлек из-за пазухи стаканчик, налил ему. Он отпил глоток и выплюнул.

"Дрянь".

Я пожал плечами: дескать, что поделаешь.

"Погодка,- по-русски сказал он, садясь рядом.- Давно тут пасешься?"

Человек протянул корявую ладонь.

"Вальдемар. Можно просто Вальди. А тебя как? Ты что, инопланетянин?"

Я искоса взглянул на него и сказал:

"Каждые семьдесят шесть лет комета Галлея появляется на нашем небе".

"Да ну?" - сказал он лениво.

"Каждые полторы секунды на Земле совершается три тысячи убийств".

"Я думаю, больше".

"Восемнадцать с лишним тысяч изнасилований".

"У бабы не всегда поймешь,- заметил он,- хочет она или не хочет.- Закончив разговор, он поднялся.- Собирай манатки, пошли".

"Куда?"

"Здесь всё равно ничего не соберешь".

"Я собирал".

"Пошли, я тебя с нашими познакомлю. Кому сказали! А то хуже будет",добавил он.

С ковриком под мышкой я поплелся за ним; тот, кто знает город, может мысленно проследить наш маршрут. Через сеть переулков мы брели по направлению к Северному кладбищу. Дождь перестал. Исчезли нарядные вывески, с каждым перекрестком дома становились ниже и неказистей, уличное движение всё реже. Жалкое солнце осветило скучные, пустынные кварталы, где я никогда не бывал. Утро можно было считать потерянным. Оставалось не так уж много времени до полудня, когда мне надлежало отправляться на вторую работу.

"Слушай, Вальди..." - пробормотал я.

"Сейчас всё узнаешь. Ты про такого композитора слышал: Вивальди?"

Мы шагали мимо низких слепых окон, горшков с мертвой геранью, мимо заборов и подворотен, завернули в хозяйственный двор, пробрались между фургонами и штабелями пустых ящиков; это были задворки магазина, выходящего на другую улицу. Во дворе стоял трехэтажный дом с пыльными окнами и зияющим входом, вошли, там оказалась узкая каменная лестница, шаткие железные перила, выщербленные ступеньки. Вальдемар трижды стукнул кулаком, выждал и стукнул еще раз. Некто со съехавшей вбок физиономией - в народе говорят: косорылый впустил нас в полутемную прихожую. Коридор загроможден рухлядью, с кухни тянет пригорелым, пованивает отбросами.

В большой комнате сидел перед самоваром человек с наружностью отставного профессора, в бороде, в пенсне, с высоким залысым лбом, в парчовом халате, как будто сшитом из театрального занавеса, продранном под мышками и на локтях. Рядом на стуле стоял проигрыватель.

"Вивальди привел",- доложил косорылый.

"Астрономией интересуется,- пояснил Вальдемар,- говорит, комета Галлея... каждые сто лет".

"Семьдесят шесть",- презрительно сказал я.

"Да неужто? - удивился профессор.- Вы действительно так думаете?"

"Это установленный факт",- возразил я.

"Нет, вы это серьезно?"

Человек за столом обратил вопросительный взор к Вальдемару. Тот пожал плечами, профессор шумно втянул воздух через волосатые ноздри и насупился. Наступило молчание, затем он промолвил:

"Этот вопрос стоит обдумать. Подстилку можете положить в угол..."

Он сделал знак косорылому. Меня отвели в другую комнату, где было еще грязнее. С топчана поднялся детина огромного роста, гривастый, с челкой до бровей, и, не говоря худого слова, врезал мне по уху. Я пошатнулся и чуть не сел на пол.

"Ты чего?.. Что такое?.." - лепетал я, закрываясь руками, и получил вторую затрещину.

В дверь всунулся Вивальди.

"Ты зачем коллегу обижаешь, Дёма? Нехорошо!"

"Ы-ы!" - проревел Голиаф и ощерился, делая вид, что хочет броситься на него.

"Да ладно тебе..." Поддерживаемый с двух сторон Вальдемаром и субъектом с несимметричной физиономией, я был препровожден назад в гостиную, где профессор в халате пил из блюдечка чай.