«Об этом я обязательно напишу, – подумал он. – Обязательно! Как веселые, умные молодые ребята на свой страх и риск вложили заведомо бессмысленную программу в необычайно сложную и умелую машину, чтобы посмотреть, как эта машина будет себя вести. И как она себя вела, тщетно тужась создать непротиворечивую модель барана с семью ногами и без мозжечка. И как шла через черную теплую саванну армия этих уродливых моделей, шла сдаваться рыжебородому интеллектуальному пирату. И как интеллектуального пирата таскали за бороду – наверное, не в первый и не в последний раз… Потому что его очень интересуют задачи о пятиугольных треугольниках и о квадратных шарах… которые ранят достоинство честной добросовестной машины… Это может получиться хорошо – рассказ об интеллектуальном хулиганстве…»
Женя заснул и проснулся на рассвете. В столовой тихонько гремели посудой и рассуждали вполголоса:
– …Теперь все пойдет как по маслу. Папаша Ломба успокоился и заинтересовался.
– Еще бы, такой материалище по теории машинных ошибок!
– Ребята, а КРИ оказался все же довольно примитивен. Я ожидал от него большей выдумки.
Кто-то вдруг захохотал и сказал:
– Семиногий баран без малейших признаков органов равновесия! Бедный КРИ!
– Тише, корреспондента разбудишь!
После длинной паузы, когда Женя уже начал дремать, кто-то вдруг сказал с сожалением:
– А жалко, что все уже позади. Как было интересно! О семиногий баран! До чего грустно, что больше нет твоей загадки!
Лаборант Кочин на цыпочках приблизился к двери и заглянул в спальню. Ридер[8] спал, Это был довольно пожилой ридер, и лицо у него было очень несчастное. Он лежал на боку, подложив ладони под щеку. Когда Кочин приоткрыл дверь, ридер зачмокал и явственно произнес:
– Я еще не выспался. Я хочу спать.
Кочин подошел к постели и потрогал его за плечо:
– Пора, товарищ Питерс. Вставайте, пожалуйста…
Питерс открыл мутные глаза.
– Еще полчасика! – жалобно сказал он.
Кочин сокрушенно покачал головой:
– Нельзя, товарищ Питерс. Если вы переспите…
– Да, – сказал ридер со вздохом, – я отупею. – Он сел и потянулся. – Ты знаешь, какой мне сейчас снился сон, Джордж? Мне снилось, что я у себя на ферме, на Юконе. Будто вернулся с Венеры мой сын и я показываю ему бобровый заповедник. Ты знаешь, какие у меня бобры, Джордж? Они совсем как люди.
Ридер вылез из постели и принялся делать гимнастику. Кочин знал, что сын Питерса два года назад погиб на Венере, что Питерс очень скучает по своей жене, что он не доверяет своим молодым помощникам на ферме и очень беспокоится о бобрах, что ему очень тоскливо и нудно здесь и не нравится то, чем он здесь занимается…
– Ничего! – сказал Питерс, энергично вращая волосатым торсом. – Не надо меня жалеть, Джорджи-бой! Я ведь понимаю: раз нужно, значит, нужно, и никуда не денешься…
Кочин мучительно покраснел. Кажется, он никогда не научится держать себя в присутствии ридера. Все время получаются какие-то неловкости…
– Ты добрый мальчик, Джорджи, – ласково сказал Питерс. – Обычно люди не любят, когда читают их мысли. Поэтому мы, ридеры, предпочитаем уединение, а уж когда появляемся на людях, стараемся побольше болтать – ведь наше молчание очень часто принимают за некий производственный процесс. Здесь у вас один молодой петушок в моем присутствии все время твердит про себя какие-то математические формулы. И что же? Я не понимаю ни одной формулы, но зато ясно чувствую, что он до смерти боится, как бы я не угадал его нежности в отношении одной молодой особы…
Питерс взял полотенце и отправился в ванную. Кочин поспешно стер со лба холодную испарину. «Слава богу, что я ни в кого не влюблен! – фальшиво подумал он. – Катенька могла бы обидеться. Превосходнейшие люди эти ридеры! Интересно, слышит он что-нибудь через дверь ванной? Мы, конечно, здорово досаждаем ему своими опытами, но и он не остается в долгу… Молодой петушок – это, конечно, Петька Быстров. А интересно, к кому это у него нежность?»
– Этого я вам не скажу, – заявил Питерс, появляясь в дверях ванной. Он натягивал свитер. – Ладно, Джорджи, я готов. Куда сегодня? Опять в камеру пыток?
– Опять, – сказал Кочин. – Как всегда. Может быть, позавтракаете? У вас еще четверть часа.
– Нет, – сказал Питерс. – От еды я тоже тупею. Дайте мне только глюкозы.
Он засучил рукав. Кочин достал из кармана плоскую коробку с ампулами активированной глюкозы, взял одну ампулу и прижал ее присоском к вздувшейся вене на руке Питерса. Когда глюкоза всосалась, Питерс щелчком сбил пустую ампулу и опустил рукав.
– Ну, пошли страдать, – сказал он со вздохом.