Возвращение

– Ты, приятель, что-то невесело сегодня смотришься. Ну, да мы это дело поправим. Видал? – он вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую бутылку «Абсолюта». – Сейчас мы это дело поправим…

Слегка пошатываясь, он подошел к стюардессе, медленно продвигавшейся вдоль прохода, взял у нее два пластмассовых стаканчика и вернулся на место. Ловко, не потеряв и капли «Абсолюта», наполнил стаканчики до половины. «Может, действительно, выпить, расслабиться немного?» – вяло подумал Алик… В опорожнившиеся стаканчики Степан тут же разлил пиво из второй банки. «А это уже `ерш' будет» – заключил Алик. И опять выпил.

– А вот закусить нечем, – вздохнул Степан. – Ничего, переморщимся. Через полчаса завтрак повезут, я их порядки изучил, полетал уже на разных междунардных линиях.

Он откинул назад спинку кресла, устроился поудобнее, повернул голову к Алику.

– Вот пробыл я по делам нашей конторы десять дней в ихней хваленой Америке – и уже домой тянет. Хорошая житуха на родине пошла, только ушами хлопать не надо. Свобода, блин… А ты, случаем, не из Москвы?

– Оттуда.

– Сюда тоже по делам приезжал? Или в гости?

– Теперь я в Штатах живу. Уже девять лет.

– В Москву-то наведывался?.. Да ты что?! Ты ее и не узнаешь теперь. Наш мэр, который в кепочке, такое в центре понастроил. А девочки какие по Москве сейчас порхают! Девять лет назад ты и представить не мог… Может, еще по одной? Земляки, как ни говори.

– Нет, нет, спасибо, – торопливо отказался Алик. – Мне хватит. Я ведь из Сан-Франциско лечу, в Нью-Йорке пересадку делал. Считай, ночь не спал. Отдохнуть надо малость.

Он откинул назад спинку кресла, закрыл глаза. Спать ему не хотелось, но надо было как-то отвязаться от говорливого попутчика. Чуть приоткрыв веки, Алик увидел, как тот опять плеснул в стаканчик почти доверху «Абсолюта», выпил залпом. И сразу заснул. Был он, пожалуй, того же возраста, что и Алик. Разве что лицо выглядело потрепанным – но если так прикладываться, то и станет потрепанным. Такие же черные усы, как у Алика. И даже шрам на лбу есть, только не справа, а слева. Наверное, работает в крупной компании – летает по свету…

Алик повернул голову к иллюминатору. Внизу по-прежнему громоздились тучи, а над головой, в чистейшей голубизне висело не по-земному яркое солнце. Вот так же величественно и равнодушно будет оно светить и через год. Алик его уже не увидит… При таком диагнозе вряд ли год протянешь.

Курил он с мальчишеских лет, почти все ребята с их двора начинали это баловство классе в седьмом-восьмом, хотели выглядеть повзрослее. А ведь был у Алика пример перед глазами – отец, заядлый курильщик, умер от рака легкого. Но и после его смерти Алик курева не бросил. По молодой глупой самонадеянности казалось, что любые беды, существующие в мире, могут стрястись с кем угодно, только не с ним. Как все курильщики со стажем, Алик обычно долго откашливался по утрам, сплевывал в умывальник накопившуюся в груди за ночь зеленую тягучую слизь. Когда пару недель назад среди этой зелени он увидел розоватые прожилки, поначалу не придал им значения. Но после того, как заметил их второй раз, записался на прием к своему врачу.

Доктор Кригел сразу пояснил, что у курильщиков наиболее частой причиной появления крови в мокроте бывает просто хронический бронхит. Потом позвал лаборантку, распорядился, чтобы сделали рентген.

Прикрепив проявленную пленку к светящемуся экрану, доктор Кригел долго разглядывал ее, многозначительно хмыкал. Ткнув пальцем в правое легкое, с того края, что ближе к середине грудной клетки, повернул голову к Алику. Почему-то глядя в сторону, сухо сказал, что вот, мол, эта тень, по всей вероятности, опухоль. Доктор еще продолжал что-то говорить, губы шевелились. Но Алик вдруг перестал его слышать. «Рак? У меня?.. За что?!» Через несколько секунд слух вернулся. Дрогнувшим голосом Алик выразил готовность вырезать опухоль незамедлительно.

– Об операции говорить преждевременно, – возразил доктор Кригел. – Чтобы поставить окончательный диагноз, давайте сначала пройдем все необходимые обследования.

Не включая мотора, Алик долго сидел в своей машине возле врачебного офиса. Вот так новость… У Леонида Андреева в «Рассказе о семи повешенных» верно подмечено: жизнь стала бы невыносимой, если бы человек точно знал, когда умрет. Алик теперь знает. Отец после того, как ему поставили этот страшный диагноз, протянул одиннадцать месяцев. Их районный онколог сказал тогда маме, что операцию делать уже поздно и что лечить будут лекарствами и облучением. Однако такое лечение и само было небезвредно. Отца часто рвало, совсем пропал аппетит, выпали волосы, исхудал – кожа да кости. Не леченье, а мученье. Может, и продлили жизнь на несколько месяцев, но разве это была жизнь?