– Хочешь ее навестить – ступай один! Я-то тебя зачем нужна?
– Не знаю, я не хочу, чтобы ты уходила.
– И что? Теперь мне придется постоянно торчать рядом с тобой? Хорошенькое дело, дядя Том. Все, чего мне не хватало, – таскаться рядом с подыхающим мужиком, который постоянно себя жалеет.
Я в порыве неописуемого бешенства влепил пощечину Сагите. Она замолчала, прижимая ладонью обожжённую ударом щеку. Девушка смотрела на меня каким-то странным, отрешенным взглядом, словно этот жест преломил в ней последнее, что могло отделять ее от мира нормальных людей. Слез я не увидел, просто равнодушие и смирение.
Подъехал трамвай. Мы сели в него. Всю дорогу ехали молча, стараясь избегать взглядов друг друга. Странное чувство, когда два, казалось бы, родных человека в один миг стали находиться по разные стороны океана. Мне было стыдно за свое скверное поведение. Хуже того – мне было трудно понять, почему именно я это сделал. Во мне таилась какая-то обида, какая-то ужасная злоба на все живое вокруг, словно ни одна душа не могла понять меня, и это причиняло мне муки.
Сойдя на нужной остановке, я словно очутился в прошлом. В полумраке эта улица казалась совсем другой, не такой, какой она мне запомнилась. Здесь не хватало жизни, не хватало тепла, каких-то приятных, мягких красок, которыми можно наполнить сознание любого, стоит только захотеть. Девушка взяла меня за руку.
– Не нужно туда ходить, – прошептала она.
– Почему?
– Там ничего нет.
– Как это нет?
– Вот так. Там все сгорело. Я не хотела тебе говорить. Ты ее так любил. – Она прижала мою руку к своей щеке, закрыла глаза и просто молчала.
– Что случилось?
– Все просто сгорело, в один миг.
Мы проследовали вдоль по улице. Я старался не слишком спешить, волоча за собой спутницу. Когда мы подошли к нашему дому, мои глаза не увидели ничего, кроме обгоревших развалин, тех, что еще когда-то я называл родным домом. Здесь все еще пахло пожаром, пепел кружил в воздухе, напоминая танец опадающих листьев. Невероятное и в то же время пугающее зрелище. Дыхание сперло, я не мог даже пошевелить губами. Неужели Жанна умерла?
– Она погибла, Том, – произнесла Сагита, стоя позади меня.
Я медленными шагами, спотыкаясь о поваленные доски, двигался сквозь руины, в центр здания. Лестница, ведущая на второй этаж практически обвалилась. Здесь находились обугленные останки картин, каких-то вещей, старенькой, но приятной глазу мебели. Ветер безжалостно скитался по этому тихому месту, терзая мое пальто и мои волосы. Я подставил потокам воздуха лицо, закрыл глаза и на мгновение успокоился, почувствовав дыхание прошлого, словно в этом ветре застыл запах Жанны.
– Собственно, именно поэтому я и переехала в пансионат. – Сагита уселась на уцелевший стул, обхватив свои плечи руками. – Как-то, под утро, я пришла домой, а тут это. Мне сообщили, что пожар начался сам собой, без видимых причин, словно кто-то извне пробрался в дом и совершил весь этот ужас. Они спали, просто спали и сгорели во сне. Я не видела их тел, меня увели отсюда, но вот теперь мне кажется – я слышу их крики. – Она сделала паузу в словах и опустила голову вниз. – Это ведь так страшно даже не понимать, что ты умираешь.
Я закурил папиросу, закутался в пальто потеплее и подошел к девушке.
– Да, это и вправду страшно. Я даже не знаю, что теперь делать.
– Уже почти год прошел. Ты не мог этого знать.
– Так вот почему ты ничего не писала? Да и я, как последний слепец, не ведал о таком горе, просто жил в своем мирке, совершенно позабыв о тебе, о доме, обо всем, что было раньше. – Я готов был разрыдаться, но чувствовал, что слез во мне уже не осталось. – А что Руфус? Он мог знать об этом?
– Да, он помог оплатить их похороны.
– И ничего не сказал… Хотя его я тоже давно не видел. После того, как…
– После чего?
– Не важно, – ответил я, стараясь не будоражить в памяти воспоминания о той злополучной квартире и ее хозяйке, носившей траур. – Ладно, нам пора идти.
Я помог ей подняться на ноги, она попросила у меня закурить, я молча исполнил её просьбу. В момент эта сцена напомнила мне о войне, о том разрушенном здании, о той девушке, над которой бесстыдно надругались неизвестные мне люди, о ее глазах, о моем чувстве стыда. Это все лавиной обрушилось на меня, ударило в самое сердце, заставило задрожать руку, державшую спички. У меня сложилось впечатление, что я здесь был всегда, среди этих обломков, этого пепелища, пропахшего смертью. Сагита предстала передо мной в совершенно другом образе, и мне стало плохо.
– Прости меня, – тихо прошептал я, все еще смотря на ту несчастную девушку, которой так и не сумел помочь в годы войны.
Глава 4. Я не здесь
1.
Я никогда бы не захотел возвращаться в это место. Здесь пахло смертью, самой настоящей, с кусками оторванной плоти, грудой кирпичей, что еще когда-то были зданием школы. Они оставили после себя несколько повешенных тел. Детских тел. Их просто повесили за шею, под самый потолок, потом подожгли, предварительно облив всю одежду бензином.