Однажды утром я проснулся от боли: что-то жгло мне правую ладонь. Оказалось, это была Монета Созвездий. Талисман словно прирос к моей руке, причиняя дикую боль. С проклятиями я оторвал монету от ладони и отшвырнул так далеко, что не увидел, где она упала. Потом я вспомнил уничтоженную накануне деревню, вспомнил изрубленные в куски трупы, сожженные дома и отвратительный запах гниющих тел, и меня едва не стошнило. Я испытал жгучую боль где-то глубоко внутри себя, мне захотелось убежать куда-нибудь далеко, где нет ни людей, ни горячего песка под ногами, ни палящего солнца над головой, ни света, ни тьмы – ничего. Я взял меч, оседлал коня и поскакал туда, куда меня понес мой жеребец. Когда стали подступать голод и жажда, я продал в ближайшей деревне скакуна и отправился дальше уже пешком. Я не знал, куда и зачем иду, что буду делать дальше, пока не встретил в маленьком городке Хаор Маркуса, а потом, некоторое время спустя, и Лилу. За эти несколько месяцев, что мы странствовали вместе, я осознал, что жизнь моя окончательно и бесповоротно изменилась, и назад пути уже нет. Тогда я и понял, что Миклий был прав, когда говорил, что прошлое всегда возвращается. Я встретился с прошлым вновь, когда вошел в гробницу Гантара из Джаркты, чтобы вернуть ему меч… И тогда же понял, что должен встретиться со своим прошлым еще раз: вернуться сюда.
Кир опустил взгляд и замолчал. Шрам на его щеке побелел так, что казался нарисованным; это лучше всяких слов говорило о том, как нелегко молодому воину дался этот рассказ. Маркус таращился на своего друга, порываясь что-то сказать, но каждый раз осекался и кидал ищущий взгляд на Мирана. Священник молча смотрел на Кира; на его лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах можно было прочесть все. Рассказ Кира обрушился на него, словно лавина, едва не раздавив молодого амирита своей тяжестью. Миран разомкнул пересохшие губы и тихо спросил:
– Значит, ты винишь меня и отца в том, что случилось с тобой?
Кир поднял голову и взглянул на брата.
– Нет, Миран, – наконец ответил он. – Вина лежит лишь на мне. Каждый несет бремя ответственности за свои поступки сам, и сваливать его на других недостойно воина и мужчины.
Повисла долгая пауза. Чувствуя себя как-то глупо, Маркус вертел головой, переводя взгляд с Кира на Мирана, с него на Лилу и обратно, смущенно теребил в руках кружку и вздыхал. Кир взглянул на него и чуть заметно улыбнулся.
– Вижу, ты удивлен гораздо сильнее, чем сам предполагал, – сказал он.
Маркус кивнул.
– Но почему ж ты раньше ничего не рассказывал? – спросил он. – Ты-то все обо мне знаешь, а я о тебе не знал почти ничего…
За дверью скрипнула половица. Меч Кира вылетел из ножен, Маркус обнажил саблю, а Миран под прикрытием двух обнаженных клинков дернул ручку на себя. На пороге стоял Кораф.
– Я все слышал, Кир, – с трудом проговорил он.
Кир молча смотрел на отца; глаза воина были холодны, но где-то в глубине зрачков вспыхивали искры, похожие на мерцание обсидиана на солнце.
– Я… – Кораф сглотнул застрявший в горле комок, прокашлялся, вновь сглотнул. – Я виноват перед тобой… Смерть Миры была тяжелым ударом для всех нас… Я должен был заботиться о вас, своих сыновьях, вырастить из вас достойных людей. Ты с самого детства был много сильнее и увереннее, самостоятельнее Мирана, и я думал, что тебе будет легче смириться с утратой, чем ему. Поэтому я окружил его заботой… Я не думал тогда, что все может произойти так, как это произошло…
– Отец, – прервал его Кир. – Хватит. Я не виню тебя ни в чем. Все случилось, как должно было случиться. Если уж у меня, восьмилетнего мальчишки, хватило сил и духу убить человека, который был многократно сильнее меня… Нет ничего удивительного в том, что я вступил на совершенно иную дорогу, нежели Миран. Я просто хотел, чтобы у меня снова были дом и… семья.
На плечи Кира и Корафа легли руки Мирана. Любящий взор молодого священника встретился с печальным взглядом старшего брата.
– У тебя есть и всегда будут дом и семья, – произнес Миран и посмотрел на растроганного отца.
Сморгнув с ресниц влагу, Кораф заключил своих сыновей в объятия.
Маркус едва не прослезился, Лила же откровенно ревела. Поерзав немного на скамье, юноша тихонько поднялся и, попытавшись шагнуть к двери, немедленно грохнул ножнами с саблей об пол. Кир, Миран и Кораф обернулись.
– Далеко собрался? – полюбопытствовал Кир.
Маркус решительно расправил плечи.
– Пойду бить морду Кертору и его шайке, – заявил он.
Кир сразу посерьезнел.
– Маркус прав, отец, – сказал он, поворачиваясь к Мирану и Корафу. – Завтра примерно в полдень Кертор уже будет здесь. Мы должны либо защищаться, либо уходить.
Кузнец и жрец переглянулись.
– Нам некуда уходить, Кир, – пожал плечами Кораф. – А если мы уйдем, то нам некуда будет возвращаться.
– Амира запрещает убийство, ибо это грех, – добавил Миран, – но иногда война – единственный способ уцелеть. Однако решать все равно не нам, а жителям.
– Тогда пойдем и спросим их, – произнес Кир.
Покинув дом на обрыве, Кир, Маркус, Миран и Кораф торопливо направились к площади, где все еще толпился народ.