Возвращение

— Вот я посмотрю, что ты скажешь, когда снимут фильм. Теперь у Лиозновой будет цветная пленка и намного больше денег, поэтому думаю, фильм станет еще лучше. Знаешь, какой трещоткой они снимали его в моей реальности? И закончат его не в семьдесят третьем, а раньше.

— Когда с ней встретишься?

— Завтра отпрошусь с занятий у Сергея Аполлинариевича и съезжу на «Мосфильм».

Как только Герасимов узнал, что Государственный комитет по кинематографии заказал «Мосфильму» снять многосерийный фильм по моему сценарию, я моментально был освобожден от занятий.

— Жаль, что ты не показал свой сценарий нам, — сказал он мне. — Наверняка нашлось бы что подсказать. Ну, ладно, ни пуха тебе ни пера!

Как положено, я его послал, вызвал машину и через полчаса сидел в кабинете генерального директора «Мосфильма» Владимира Николаевича Сурина.

— Первый раз вижу, чтобы из Госкино был такой заказ по работе начинающего сценариста, — сказал Сурин, прочитав письмо за подписью председателя комитета Романова. — Мы найдем вам режиссера.

— Извините, Владимир Николаевич, — решительно сказал я. — Я хочу снимать фильм только с Лиозновой.

— А почему именно у Татьяны Михайловны? — с любопытством спросил Сурин. — Она сейчас свободна, и у меня нет возражений, просто интересно, чем вызван выбор.

— Она прекрасный режиссер, замечательная женщина и выпускница моего учителя. Этого достаточно?

— Дело ваше, — сказал он, поднимаясь из-за своего огромного стола. — Пойдемте, я вас провожу, чтобы не заблудились.

Лиозновой было уже сорок четыре года, и ее фотографий в этом возрасте я не видел, поэтому даже не сразу узнал, кто из трех женщин она. Директор представил меня, попрощался и вышел.

— Извините, — обратился я к присутствующим в комнате женщинам. — Мне нужно поговорить наедине с Татьяной Михайловной.

— Пойдемте ко мне, — поднялась одна из них, с крупными чертами лица и курчавившимися волосами. — Это рядом, и никто не будет мешать.

— Рассказывайте, что у вас ко мне за дело, — сказала она, когда мы зашли в небольшую комнату, обставленную письменным столом, книжным шкафом и несколькими стульями.

— Прочтите, пожалуйста, письмо, — сказал я ей, передавая конверт.

— Заказ, — задумчиво сказала она, как-то странно посмотрев на меня. — И вы выбрали меня? Что будет представлять собой фильм?

— В фильме будет двенадцать полнометражных серий, — начал объяснять я. — В конце войны в самом сердце Рейха работает наш разведчик. Для съемки вам выделят любые разумные средства, современные кинокамеры и в необходимом количестве цветную импортную пленку. Но есть и условие. Сценарий менять нельзя, как и состав актеров. То же касается композитора. Есть рекомендации по съемочной группе и дополнения к основному сценарию. Здесь возможны изменения, хотя я был бы рад, если бы их не было.

— Шаг вправо, шаг влево… — насмешливо сказала она. — А если я откажусь работать на таких условиях? Вы же вяжете меня по рукам и ногам!

— Давайте договоримся так! — сказал я, раскрывая папку. — Я вам оставляю все материалы. Вот это основной сценарий, с него и нужно начинать. Это дополнения по съемкам, а здесь все организационные вопросы. Понравится – возьметесь, нет – я найду кого-нибудь другого. Вот, кстати, рецензия Юлиана Семенова, знаете такого? Да, совсем забыл сказать, что КГБ дает консультантов и окажет всю возможную помощь. Вот это мой телефон. Звоните, когда примите решение, или когда в чем-нибудь будет нужда.

— Тебя Герасимов еще не выгнал, демон-искуситель? — спросила Лиознова. — Откуда такая поддержка? Брежнев помог?

— Почему именно Брежнев? — спросил я.

— Пол-Москвы знает, что он к тебе с Людмилой неравнодушен, — ответила она. — Ладно, оставляй свой сценарий. Пока я с ним не ознакомлюсь, нам дальше разговаривать не о чем.

— Ну как? — спросила жена, когда я ее встретил возле института после последней лекции. — Берется?

— Сначала ознакомится, — сказал я. — Пойдем в машину. У меня нет ни малейших сомнений, что возьмет сейчас, если взяла тогда на гораздо худших условиях. Считай, фильм уже снят.

Глава 8

Мы только что вернулись со съемок «Голубого огонька», немного устали и были не прочь отдохнуть, но не получилось: пришли друзья. Было уже двадцать второе декабря, и до праздника осталась всего неделя.

— Ну как, снялись? — спросил Еременко. — Сколько песен?

— Спели одну песню и валяли дурака, — ответила Люся. — Хорошо получилось. Вообще «Огонек» получился веселым, первый раз снимали почти без сценария. Я думаю, зрители оценят.

— Вы так и не купили еще тапок? — спросила Белохвостикова.

— Забыл, — признался я, сбрасывая тапочки. — Надень мои. Заходите в комнату, сейчас поставим чай.

— Чай это хорошо! — сказала Бондарчук. — Талгат, давай сюда торт. Раз эта ненормальная семья пьет только воду, хоть подсластим жизнь тортом.

— Хочешь погибнуть в самом расцвете? — сказал я Бондарчук. — Это, Наташенька, смерть твоим зубам и фигуре.

— Ничего, — засмеялась она. — Выйти замуж я успею, даже может быть, не один раз, а потом пусть все гибнет! Скатерть стелить не будем?