– Она хорошо приняла меня, внимательно выслушала и обещала лично ознакомиться с делом. Я напомнил ей о роли Николая Николаича в ее судьбе. Она назначила вам прийти к ней на Лубянку послезавтра, к десяти утра. Вот пропуск. Будем надеяться.
– Спасибо вам, Иван Егорыч, я никогда не забуду вашего участия. Теперь я осталась одна. Сын пропал, дочь ушла, муж арестован – жизнь кончилась!
Марков горячо возразил:
– Ольга Санна, пока рано делать выводы. И вообще, может быть, ваша настоящая жизнь только начинается.
Войдя в кабинет, Ольга Александровна увидела сидящую за письменным столом молодую женщину. Это была та самая «террористка Попова», за которую она когда-то хлопотала перед мужем.
Назарова поздоровалась и назвала себя. Попова ответила кивком головы и жестом предложила Ольге Александровне сесть.
– Что я могу сделать для вашего мужа? – сухо спросила она.
– Помогите его спасти!
– Назаров – бывший помещик, домовладелец, кадет и наш классовый враг. Он всегда был против нас – и до Октября, и после. Участвовал в тайной политической организации, посещал лиц, находящихся под нашим наблюдением, сотрудничал с меньшевиками, эсерами, посещал английское, польское и даже немецкое посольство, очевидно, получая оттуда инструкции. Наконец, он бежал с фальшивым паспортом и был задержан при переходе границы. У него были найдены компрометирующие документы, в частности, письма генералу Деникину и гетману Скоропадскому. При обыске в вашей квартире обнаружена переписка с враждебными революции лицами и протоколы тайных заседаний кадетов. Вот его дело. – Попова указала на лежащую на столе папку. – Все проверено и доказано, ваш муж во всем признался, отказавшись выдать своих сообщников, что усугубляет его вину. Дело вашего мужа типично для представителей буржуазной интеллигенции. Вместо того чтобы быть лояльными, помогая родине в тяжелое для нее время, они занимаются контрреволюцией и служат нашим врагам. До времени мы были гуманны, но сколько можно терпеть! Убийство товарища Урицкого, следом покушение на Ленина – этого мало? На каждый удар мы ответим контрударом! Народ нас поддерживает. Мы звали и зовем всех к честному сотрудничеству, нам нужна интеллигенция. Но большинство господ продолжает саботировать и вредить нам, даже работая у нас и пользуясь нашим доверием.
– Я и моя дочь состоим на службе в советских учреждениях, а мой сын – офицер Красной армии, – сказала Ольга Александровна.
– Знаю, Марков мне сообщил. Он поручился за вас и ваших детей, вам ничего не грозит.
– Я не прошу о прощении, раз это невозможно, но лишь о снисхождении к мужу, о сохранении его жизни… – робко начала Ольга Александровна.
Попова поняла намек: адвокат Назаров в сходной ситуации помог смягчить приговор военного суда и этим спас ей жизнь.
Однако большевичку не тронул умоляющий взгляд Назаровой. Она спокойно ответила:
– Когда ваш муж защищал меня на процессе, у него в руках был козырь: мое несовершеннолетие. Мне было семнадцать лет. А что я могу предъявить в защиту вашего мужа? Некогда я действительно совершила преступление, убив ненавистного народу представителя царского режима. Но я была еще очень юной. А ваш муж, будучи уже взрослым, сознательным человеком, совершил преступление против народа. При всем желании я бессильна отплатить ему добром. Товарищ Дзержинский, вне сомнений, отклонит мое ходатайство, и я, как коммунистка, считаю, что это правильно.
«Боже, каким холодом веет от нее, совершенно ледяная женщина, – думала Ольга Александровна, слушая нотацию комиссарши, – ее сердце ничем не тронуть, да и есть ли у нее сердце?»
Но Попова задумалась. В памяти сама собой всплыла сцена прошлого, когда адвокат принес ей в тюрьму букет роз. Как радовали ее тогда их аромат и живые лепестки, к которым приятно было прикасаться щекой… И все же одно дело розы нюхать, другое – спасать революцию. Назаров опасен. Помолчав, она сказала:
– Единственное, что я могу сделать для вас, это разрешить проститься с мужем. Желаете?
Ольга Александровна поняла, что он уже осужден. Она молча кивнула, так как говорить из-за слез не могла.
Попова нажала кнопку звонка на столе. Вошел сотрудник.
– Проводите женщину к осужденному Назарову! – приказала она.
Сотрудник повел Ольгу Александровну по длинному коридору. Они спустились по лестнице в подвальный этаж и подошли к одной из комнат. Туда уже привели Николая Николаевича.
Он был в той самой «маскарадной» одежде, в которой, как ему казалось, его никто не узнает. Как ему, щеголю, всю жизнь носившему элегантные английские костюмы и фраки, пришло в голову надеть эту нелепую куртку, выдававшую его с головой?
– Только проститься, никаких других разговоров! – буркнул конвойный, отходя в сторону.
Супруги крепко обнялись.
Ольга Александровна целовала лицо мужа, еле сдерживая рыдания.
– Николай, я ничего не смогла сделать! – шептала она. – Милый мой! Как же мы без тебя? Спасибо тебе за все, за твою любовь ко мне и детям. Мы никогда не забудем тебя, никогда! Прости меня за все!