– Ты забросила проект, потому что не согласна с направлением, которое я ему придал. Я просто хочу дать тебе время пересмотреть свое решение.
– Это был мой проект!
– Но деньги давал я.
У Хелены дрожат руки – и от страха, и от злости.
– Я не желаю больше этим заниматься. Ты разрушил мою мечту. Не дал мне помочь маме и другим. Сейчас я хочу вернуться домой. Ты и дальше собираешься удерживать меня здесь против воли?
– Нет, разумеется.
– Значит, я могу уехать?
– Помнишь, о чем я спросил тебя в первый день, когда ты только прилетела?
Хелена качает головой, борясь с подступающими слезами.
– Я спросил: готова ли ты изменить мир вместе со мной? Ты проделала блестящую работу, и сегодня я пришел к тебе сказать, что она почти завершена. Забудь обо всем, что было в прошлом. Давай вместе пересечем финишную черту.
Хелена непонимающе смотрит на него через кофейный столик. Слезы текут по лицу.
– Что ты сейчас чувствуешь? Объясни мне.
– Как будто ты украл у меня мою мечту.
– Ничего подобного. Я только вмешался, когда тебя подвело чутье. На то мы и партнеры. Сегодня главный день в твоей и моей жизни – тот, к которому мы шли все это время. Поэтому я и здесь. Депривационная капсула готова. Аппарат реактивации приспособлен к работе внутри нее. Через десять минут состоится новое испытание – самое важное.
– И кто же подопытный?
– Какая разница?
– Для меня есть разница.
– Просто парень, который получает двадцать штук в неделю, кладя свою жизнь на алтарь науки.
– И он знает, насколько это опасно?
– Да, он полностью осведомлен о возможных рисках. Слушай, в общем, если хочешь домой – собирай вещи и жди в полдень на вертолетной площадке.
– А что с моим контрактом?
– Ты подписывалась на три года. Это досрочное расторжение. Никакого вознаграждения, никакой доли в прибыли, ничего. Ты знала, на что шла. Но если хочешь закончить то, что мы начали, идем со мной в лабораторию прямо сейчас. Сегодняшний день войдет в историю.
Пристегнутый к креслу, чувствуя себя словно в кошмаре, который не закончился с пробуждением, Барри отвечает:
– Это было двадцать пятого октября. Одиннадцать лет назад.
– Что первое приходит на ум, когда вы вспоминаете об этом? Какая самая сильная эмоция или образ?
Барри испытывает два противоречивых чувства. С одной стороны, ему хочется разорвать незнакомца на куски, с другой – сама мысль о Меган и той ночи разрывает сердце ему самому.
– Момент, когда я нашел ее тело, – монотонным голосом отвечает он.
– Прошу прощения, я недостаточно ясно выразился. Не после того, как ее не стало. До того.
– Наш последний разговор.
– Вот об этом и расскажите.
Барри стискивает зубы, невидящим взглядом уставившись в стену.
– Прошу вас, детектив Саттон, говорите.
– Я сидел в кресле в нашей гостиной, смотрел чемпионат по бейсболу…
– Вы помните, кто играл?
– «Ред сокс» и «Рокиз»[13]. Вторая игра. Первую выиграли «Сокс». В итоге все четыре останутся за ними, и они победят всухую.
– А вы за кого болели?
– Мне было все равно, в общем-то. Наверное, предпочел бы, чтобы «Рокиз» дали отпор, игра была бы интереснее. Слушайте, зачем вы это делаете? Какая разница…
– Значит, вы сидели в кресле…
– Пил пиво, кажется.
– Джулия тоже болела вместе с вами?
Господи, откуда он знает ее имя?
– Нет. Вроде бы смотрела телевизор в спальне. Мы к тому времени уже поужинали.
– Все вместе, по-семейному?
– Не помню. Наверное. – Барри вдруг ощущает, как в груди все сжимается – с такой силой, что вот-вот лопнет. – Я много лет ни с кем не говорил о том вечере.
Мужчина все так же сидит на табурете, расчесывает пальцами бороду и смотрит холодным, изучающим взглядом, ожидая продолжения.
– Вошла Меган. Не помню точно, как она была одета, но я вижу ее почему-то в джинсах и бирюзовом свитере, который она всегда носила.
– Сколько ей тогда было лет?
– Через десять дней должно было исполниться шестнадцать. Она останавливается перед кофейным столиком между мной и телевизором – это я помню точно, – руки на бедрах, взгляд притворно строгий…
Глаза Барри наполняются слезами.
– Эмоции не угасли со временем, – отмечает незнакомец. – Это хорошо.
– Пожалуйста, – просит Барри, – давайте остановимся.
– Продолжайте.
Барри делает глубокий вдох, пытаясь нащупать внутри себя хоть что-то, на что можно опереться и не расклеиться окончательно. Наконец, он говорит:
– Тогда был последний раз, когда я смотрел в глаза дочери. Я не знал, что так будет, и все старался извернуться и заглянуть в телевизор.
Лишь бы не разрыдаться перед ним. Боже, что угодно, только не это.
– Продолжайте.