Возвращение

Герцену же казалось, что одного желания тут мало.

— Вы же сами признаёте, Василий Иванович, — не мог не возражать он, — что вы и все ваше — в сомнении, отрицании… в отчаянии даже, можно ли быть поводырем на таких основаниях?

Тот улыбался значительно и загадочно.

Это была растерянная душа. Кельсиев верил, что какая-то родная среда укрепит его и он в свою очередь сможет одушевлять ее. Он не вписывался в здешнюю замкнутую и занятую по горло жизнь. Годами продолжался, по наблюдению «лондонцев», его нервный припадок от необходимости — теперь наконец — только самим собою быть ведомым по жизни, от непривычки к свободе. Особенно к здешней «голой» свободе — на все четыре стороны…

Кельсиев познакомился в Лондоне с главой тульчинской колонии казаков-старообрядцев, что бежали в Турцию еще на заре семнадцатого века после поражения их восстания. Удивительное дело, в чужом окружении всего несколько сотен переселенцев сохраняли столько времени язык и веру! Осип Иванович Гончар, их батька, был рослый казачина, стриженный под скобку, весьма предприимчивый: послал — одновременно — верноподданнейший адрес от старообрядцев Александру II и принялся торговать социалистическими книгами и «Колоколом».

Тогда же и решилось у них с Кельсиевым. Тот захотел переехать в казачье поселение в Тульче.

Его останавливали, конечно, говорили о чужой тамошней среде, в которую он не впишется, призывали опомниться. Он отвечал по той же Библии: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь!» Через полгода к нему выехала задержавшаяся из-за болезни его жена с дочкой.

Дальше «лондонцы» узнавали о них по редким письмам. Тамошние молокане да липованы оказались прижимистыми хозяевами, едва платили за обучение казачат в школе. Первые восторги гостей: кукуруза вымахивает в человеческий рост и на каждом шагу камыш, из которого можно соорудить мазанку, — сменились тоской. Все дешево, но денег не было, отсутствовала медицинская помощь. Саги+ированные на разных широтах Осипом Гончаром искатели приключений из русских офицеров и интеллигентов замыслили было житье по-коммунистически. Но все обернулось вдруг страшным раздрызгом, они пели что-то надрывное под гитару, пили кукурузную водку, благо дешевая, много раз едва не порубили друг друга саблями.

Они были в Тульче еще более безродными и без жизненной цели. Решили было купить в нищих турецких семьях талантливых детей и воспитать их — двух мальчиков и девочку, которую удочерить, чтобы насильно не выдали замуж. Но восьмилетняя девочка была очень напугана тем, что ее не отдадут замуж, и сбежала. Собирались везти в Англию навоз и кости на удобрения, но выяснилось, что предприятие окажется совсем невыгодным.

Продолжение кельсиевской истории было таким. В 62-м году он ездил из Турции в Россию с английским паспортом. Запил по возвращении.

Умерла от чахотки его жена. Вскоре после того не встали после тифа старшая дочка и родившаяся в Турции малышка. Умер и приехавший к Кельсиеву младший брат Иван, поэт и социалист, член «Земли и воли». К чему-то он выкарабкался сам… Боялся сойти с ума.

Он писал «лондонцам» о тамошнем житье: «Здесь люди (не дети) ссорятся из-за какой-нибудь склянки, говорят с искаженными лицами…» А однажды поселенцы собрались в мазанке бывшего журналиста Орлова и толковали о житье, затем молодой человек из бывших офицеров — Толыбин — пошел домой и зачем-то перед тем искал веревку… Над ним злобно посмеялись, никто не обеспокоился. Через полчаса Кельсиев, собираясь идти к себе, заглянул в сарайчик, чтобы взять палку от собак, и отшатнулся. «Да идите же сюда, скорее!..» — позвал он остальных. Стали снимать висящее тело. Кто-то сказал потом, подумав: «А ведь он умно сделал».

В 1866 году «лондонцам» станет известно, что Кельсиев сдался на русской границе властям, написав покаянную III Отделению. Чего-то в таком роде они от него и ожидали, поступок был продиктован степенью его здешней неприкаянности.

Рассказав гимназисту с репейниковой головой все, что в ту пору было известно о Кельсиеве, «лондонцы» выпроводили подростка учиться в Петербурге на историка: образованные и прогрессивные люди будут очень нужны России.

…Так вот, гости. Точно водопад лился… Адрес «звонарей» прибывшие в Лондон узнавали у Николая Трюбнера.

Бывали у них губернаторы, штабисты, старухи и архиереи, студенты, дамы с дочерьми (реже с сыновьями).