Возвращение

Он чувствовал, что стало меньше причин для скрытой тревожности, гнавшей его прежде с места на место, когда поселяться приходилось в случайном и не своем жилье, так уж пусть хотя бы что-то новое и другое, не все ли равно что! Теперь же, с Ником и Наталией, стало возможным наконец сложить что-то устойчивое, создать уголок России на чужбине.

С отрадой бродил сейчас Александр Иванович по комнатам с еще не разобранными саквояжами и сундуками, разбросанными повсюду несессерами, письменными приборами, книгами, кофейниками… Ник, столь чуждый быту, когда его глаза вдруг различали добротные и изящные бытовые предметы, порой очаровывался ими — и вот недавно посыльный доставил из магазина целый набор оцинкованных кофейников. (Шутили об эпохе кофейников в качестве ваз для цветов.) Повсюду также лежали еще не распакованные модные шляпы Наталии Алексеевны от Гарднера… Увидела бы Мейзенбуг — у домоправительницы случился бы удар при виде такого разгрома.

Она теперь проживала уединенно в Италии. Жаль ее, конечно, подумал Герцен.

Однако вскоре установился относительный порядок: энглизированные завтраки по утрам — с ветчиной и кофе, приличные обеды; были налажены уроки младших детей. Саша теперь каждый день отправлялся спозаранок в анатомический театр университета. В клинической медицине он, кажется, нашел свое. Александр Иванович не слишком доволен: искусство имеет корни, наука же — космополит…

Как происходит выбор? Тайна. Быть может, тогдашние страшные месяцы в Ницце: огромные и без стеснения заплаканные глаза Саши — он наблюдал, как, все более бессильные, бились доктора у постели его матери. Виденное могло и привлечь и оттолкнуть. Притянуло… Сын совсем взрослый. Он очень высокий, с красивыми, сильно увеличенными у него глазами, что говорит о бурно работающих железах, со вспышками энергии, но и со стеснительностью и напряженностью, свойственными его психологическому типу. Чтобы перебороть свою скованность, он порой отвечает заносчиво:

— Почему?.. Ну, видишь ли, в физиологии я могу знать точно! И на что-то влиять. — Маленький выпад в адрес отца и Огарева с их социальной областью, в которой, по его мнению, слишком о многом надо догадываться.

Пусть так, все же медицина — благородное занятие, к которому стоит подходить со страстью, оно может стать делом жизни. Но жаль, что сына мало интересует общественная сфера, то, что должно бы ему быть дорогим по наследству.

Между тем они с Огаревым могли бы гордиться своим делом. Новорожденный «Колокол» не остался безвестным. Книготорговец Трюбнер, начавший когда-то дело отчасти на мотивах энтузиазма (убытки, конечно, возмещал Герцен), из сочувствия к политическим взглядам своих клиентов, теперь был вознагражден сторицей. Ежемесячная газета на тонкой бумаге стала нарасхват среди русских путешественников и контрабандными путями мощно двинулась в Россию. Дела и связи были отлажены. Так что Огарев мог наконец позволить себе отдохнуть.

Он поехал в Норфолк и Брайтон. Величаво-медленным дилижансом — по центральным графствам Британии. Он уже был затребован в посольство. И отказался от возвращения. Ему предстояло теперь надолго внедряться в здешнюю жизнь, понять и примерить на себя ее ритм и уклад, это лучше удается наедине.

Наталия Алексеевна была полна другим — включиться в семью. В Путнее воцарилась такая идиллия…

Выдались вдруг не по-сентябрьски лучезарные дни, дальше — сверх всякого ожидания — недели. Шелестели под ногами уже опавшие листья, но вновь зацвел шиповник, слегка набрала краски луговая пестрина. Наталия Алексеевна, совсем как когда-то безудержной девчушкой в Италии, азартно принималась за все подряд, увлекая своими занятиями детей. Взялась было сама подстригать заросли колючего дрока и разорвала платье — делегацией они явились за помощью к Герцену, но больше продемонстрировать свое веселое оживление, растормошить и его. Он обещал обратиться к садовнику. Пожурил, что прервали его работу.

Что же, большая девочка в окружении двух младших займется тогда чем-нибудь еще. Она ехала из России с одной мыслью: сберечь детей, жить для них, как ей завещала Натали! (Она знала об этой ее мысли.) Пусть даже это непросто: ведь маленькие существа порой докучают! Наталия Алексеевна помнила, как иногда не находила укрытия от своей племянницы, дочери сестры Елены, когда жила в Яхонтове. Но Тата с Олей — ее призвание…

С Олей, очень грациозной, она разучивала танец и с Татой, соревнуясь, составляла букеты; у той выходило искуснее. Они взапуски бегали по саду, и за столом разговоры были полны рассказов об их выдумках и прогулках.

Вдруг взгляд Таты с несмелым выражением…

Она словно ждала чего-то.