Возвращение

- Я ничего не узнала от него, никакой радости, и мне было потом еще хуже. Душа моя потянулась к нему, потому что она умирала, а когда он стал мне близким, совсем близким, я была равнодушной, я думала в ту минуту о своих домашних заботах и пожалела, что позволила ему быть близким. Я поняла, что только с тобою я могу быть спокойной, счастливой и с тобой отдохну, когда ты будешь близко. Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей... Живи с нами, Алеша, нам хорошо будет!

Петрушка расслышал, как отец молча поднялся с кровати, закурил трубку и сел на табурет.

- Сколько раз ты встречалась с ним, когда бывала совсем близкой? спросил отец.

- Один только раз, - сказала мать. - Больше никогда не было. А сколько нужно?

- Сколько хочешь, дело твое, - произнес отец. - Зачем же ты говорила, что ты мать наших детей, а женщиной была только со мной, и то давно...

- Это правда, Алеша...

- Ну как же так, какая тут правда? Ведь с ним ты тоже была женщиной?

- Нет, не была я с ним женщиной, я хотела быть и не могла... Я чувствовала, что пропадаю без тебя, мне нужно было - пусть кто-нибудь будет со мной, я измучилась вся, и сердце мое темное стало, я детей своих уже не могла любить, а для них, ты знаешь, я все стерплю, для них я и костей не пожалею!..

- Обожди! - сказал отец. - Ты же говоришь - ошиблась в этом новом своем Сеньке-Евсейке, ты никакой радости будто от него не получила, а все-таки не пропала и не погибла, целой осталась?

- Я не пропала, - прошептала мать, - я живу.

- Значит, и тут ты мне врешь. Где же твоя правда?

- Не знаю, - шептала мать. - Я мало чего знаю.

- Ладно. Зато я знаю много, я пережил больше, чем ты, - проговорил отец. - Стерва ты, и больше ничего.

Мать молчала. Отец, слышно было, часто и трудно дышал.

- Ну вот я и дома, - сказал он. - Войны нет, а ты в сердце ранила меня... Ну что ж, живи теперь с Сенькой и Евсейкой! Ты потеху, посмешище сделала из меня, а я тоже человек, а не игрушка...

Отец начал в темноте одеваться и обуваться. Потом он зажег керосиновую лампу, сел за стол и завел часы на руке.

- Четыре часа, - сказал он сам себе. - Темно еще. Правду говорят, баб много, а жены одной нету.

Стало тихо в доме. Настя ровно дышала во сне на деревянном диване. Петрушка приник к подушке на теплой печи и забыл, что ему нужно храпеть.

- Алеша! - добрым голосом сказала мать. - Алеша, прости меня.

Петрушка услышал, как отец застонал и как потом хрустнуло стекло; через щели занавески Петрушка видел, что в комнате, где были отец и мать, стало темнее, но огонь еще горел. "Он стекло у лампы раздавил, - догадался Петрушка, - стекол нету нигде".

- Ты руку себе порезал, - сказала мать. - У тебя кровь течет, возьми полотенце в комоде.

- Замолчи! - закричал отец на мать. - Я голоса твоего слышать не могу... Буди детей, буди сейчас же!.. Буди, тебе говорят! Я им расскажу, какая у них мать! Пусть они знают!

Настя вскрикнула от испуга и проснулась:

- Мама! - позвала она. - Можно, я к тебе?

Настя любила приходить ночью к матери на кровать и греться у нее под одеялом.

Петрушка сел на печи, опустил ноги вниз и сказал всем:

- Спать пора! Чего вы разбудили меня? Дня еще нету, темно во дворе! Чего вы шумите и свет зажгли?

- Спи, Настя, спи, рано еще, я сейчас сама к тебе приду, - ответила мать. - И ты, Петрушка, не вставай, не разговаривай больше.

- А вы чего говорите? Чего отцу надо? - заговорил Петрушка.

- А тебе какое дело - чего мне надо! - отозвался отец. - Ишь ты, сержант какой!

- А зачем ты стекло у лампы раздавливаешь? Чего ты мать пугаешь? Она и так худая, картошку без масла ест, масло Настьке отдает.

- А ты знаешь, что мать делала тут, чем занималась? - жалобным голосом, как маленький, вскричал отец.

- Алеша! - кротко обратилась Любовь Васильевна к мужу.

- Я знаю, я все знаю! - говорил Петрушка. - Мать по тебе плакала, тебя ждала, а ты приехал, она тоже плачет. Ты не знаешь!

- Да ты еще не понимаешь ничего! - рассерчал отец. - Вот вырос у нас отросток.

- Я все дочиста понимаю, - отвечал Петрушка с печки. - Ты сам не понимаешь. У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие...

Петрушка умолк; он прилег на свою подушку и нечаянно, неслышно заплакал.

- Большую волю дома взял, - сказал отец. - Да теперь уж все равно, живи здесь за хозяина...

Утерев слезы, Петрушка ответил отцу:

- Эх ты, какой отец, чего говоришь, а сам старый и на войне был... Вон пойди завтра в инвалидную кооперацию, там дядя Харитон за прилавком служит, он хлеб режет, никого не обвешивает. Он тоже на войне был и домой вернулся. Пойди у него спроси, он все говорит и смеется, я сам слышал. У него жена Анюта, она на шофера выучилась ездить, хлеб развозит теперь, а сама добрая, хлеб не ворует. Она тоже дружила и в гости ходила, ее угощали там. Этот знакомый ее с орденом был, он без руки и главным служит в магазине, где по единичкам промтовар выбрасывают...

- Чего ты городишь там, спи лучше, скоро светать начнет, - сказала мать.