Мы видим, как с лестницы ратуши спускается офицер. Не помня как, оказываемся мы возле Людвига и ждем приближающегося к нам человека, в руках у которого трость - единственное его оружие. Человек этот ни минуты не колеблется, хотя нас теперь трое и при желании мы легко могли бы его схватить, - солдаты, из опасения попасть в него, не отважились бы открыть стрельбу.
Людвиг выпрямляется:
- Поздравляю вас, обер-лейтенант Хеель, этот человек мертв.
Струйка крови бежит из-под солдатской куртки убитого и стекает в выбоины мостовой. Около выскользнувшей из рукава правой руки, тонкой и желтой, кровь собирается в лужу, черным зеркалом поблескивающую в лунном свете.
- Брайер! - восклицает Хеель.
- Вы знаете, кто это? - спрашивает Людвиг.
Хеель смотрит на него и качает головой.
- Макс Вайль!
- Я хотел спасти его, - помолчав, почти задумчиво говорит Хеель.
- Он мертв, - отвечает Людвиг.
Хеель пожимает плечами.
- Он был нашим товарищем, - продолжает Людвиг.
Хеель молчит.
Людвиг холодно смотрит на него:
- Чистая работа!
Хеель словно просыпается.
- Не это важно, - спокойно говорит он, - важна цель: спокойствие и порядок.
- Цель! - презрительно бросает Людвиг. - С каких это пор вы ищете оправдания для ваших действий? Цель! Вы просто нашли себе занятие, вот и все. Уведите ваших солдат. Надо прекратить стрельбу.
Хеель делает нетерпеливое движение:
- Мои солдаты останутся. Если они сегодня отступят, завтра против них выступит в десять раз более сильный отряд. Вы сами это отлично знаете. Через пять минут я займу входы в улицы. Воспользуйтесь этим сроком и унесите убитого.
- Берите его! - обращается к нам Людвиг. Потом еще раз поворачивается к Хеелю: - Если вы сейчас отступите, вас никто не тронет. Если вы останетесь, будут новые жертвы. По вашей вине. Вам это ясно?
- Мне это ясно, - холодно отвечает Хеель.
С минуту мы еще стоим друг против друга. Хеель оглядывает нас всех по очереди. Напряженное, странное мгновение. Словно что-то разбилось.
Мы поднимаем мертвое покорное тело Макса Вайля и уносим его. Улицы снова запружены народом. Когда мы приближаемся, толпа расступается, образуя широкий проход. Несутся крики:
- Свора Носке! Кровавая полиция! Убийцы!
Из спины Макса Вайля течет кровь.
Мы вносим его в ближайший дом. Это, оказывается, "Голландия". Там уже работают санитары, перевязывая двух раненых, положенных прямо на навощенный паркет. Женщина в забрызганном кровью фартуке стонет и рвется домой. Санитарам стоит больших усилий удержать ее, пока принесут носилки и придет врач. Она ранена в живот. Рядом с ней лежит мужчина, еще не успевший расстаться со старой солдатской курткой. У него прострелены оба колена. Жена его, опустившись около него на пол, причитает:
- Ведь он ничего не сделал! Он просто шел мимо! Я только что принесла ему обед, - она показывает на серую эмалированную кастрюлю с ручкой, обед принесла.
Дамы, танцевавшие в "Голландии", жмутся в углу. Управляющий растерянно мечется, спрашивая у всех, нельзя ли перевести раненых куда-нибудь в другое место. Дела его пойдут прахом, если в городе узнают об этой истории. Никто не пойдет сюда танцевать. Антон Демут, не снимая своей раззолоченной ливреи, притащил бутылку коньяку и подносит ее ко рту раненого. Управляющий в ужасе смотрит на Антона и делает ему знаки. Тот не обращает внимания.
- Как ты думаешь, мне не отнимут ног? - спрашивает раненый. - Я шофер, понимаешь?
Приносят носилки. На улице опять трещат выстрелы. Мы вскакиваем. Крики, вопли, звон стекол. Мы выбегаем. на улицу.
- Разворачивай мостовую! - кричит кто-то, всаживая кирку под камни.
Из окон летят матрацы, стулья, детская коляска. С площади стреляют. Но теперь уже и отсюда, с крыш, стреляют по площади.
- Фонари гаси!
Из толпы кто-то выскакивает и запускает кирпичом в фонарь. Сразу становится темно.
- Козоле!
Это Альберт кричит. С ним Валентин. Все прибежали на выстрелы, словно водоворотом притянули они нас.
- Вперед, Эрнст, Людвиг, Альберт! - ревет Козоле. - Эти скоты стреляют в женщин!
Мы залегли в воротах какого-то дома. Хлещут пули, люди кричат, мы захвачены потоком, увлечены им, опустошены, в нас клокочут ненависть, кровь брызжет на мостовую, мы снова солдаты, прошлое настигло нас, война, грохоча и беснуясь, бушует над нами, между нами, в нас. Все пошло прахом, - товарищеское единение изрешечено пулеметом, солдаты стреляют в солдат, товарищи в товарищей, все кончено, все кончено...
3
Адольф Бетке продал свой дом и переехал в город.
Первое время после того, как жена вернулась к нему, все шло хорошо. Адольф занимался своим делом, жена - своим, и казалось, жизнь налаживается, входит в свою колею.
Но по деревне сплетничали и шушукались. Стоило жене Адольфа показаться на улице, как вдогонку ей неслись всякие шуточки; встречные парни нахально смеялись в лицо; женщины, проходя мимо, выразительным жестом подбирали юбки. Она ничего не рассказывала Адольфу, а сама мучилась и с каждым днем бледнела все больше.