Возвращение

Де Герау спонсировали все эти годы щедрой рукой молодого короля, ведя его к славе и подвигам, а заодно к постели с той проклятой графиней Шен. И пока она ночами лила слезы в подушку в пустом столичном дворце, её муж, её судьба и её сердце возлежало в объятиях другой женщины, что посмела вдыхать за нее аромат его волос и забирать себе крепость его объятий, впитывая ритм биения его сердца в груди. Все это время она обкрадывала её любовь, она забирала все, что у нее было, все, чем она дышала и смела жить.

– Ваше величество, подождите!

– Ваше величество, вам нельзя!

– Ваше величество, не ходите туда!

Она бежала, бежала, задыхаясь в предвкушении счастья, а испуганные слуги и лакеи пытались робко остановить ее…

Каблуки гулким эхом стучали по каменным коридорам замка, и она даже не испугалась, когда в одном из темных переходов на лестнице столкнулась с высокой черноволосой брюнеткой с ужасно тяжелым и по-змеиному мудрым взглядом. Император! Сердце слегка екнуло узнаванием вечного врага короны, но ей хватило учтивости и такта вежливо присесть в реверансе перед будущим союзником, ради подписи которого сегодня все здесь собрались.

– Не ходи туда, девочка, – произнесла мудрая змея, ответив кивком и растворившись в темноте прохода.

Глупости! Лестницы, двери, испуганная стража у входа в его опочивальню, попытавшаяся встать грудью на ее пути…

О боги!

Она даже в первые мгновения не поняла, что же она видит. Что-то многорукое, что-то многоногое, многожопое… безобразно сплетенное, мокрое от пота и сладострастно стонущее перед ее взором.

Но…

Как же…

Как же так?

А я?

Как же я все эти годы?

Ты больше не любишь меня?

Но ты же говорил мне…

Думаете, был взрыв? Думаете, такая женщина кидалась как ненормальная, пытаясь выцарапать этой суке-разлучнице глаза? Нет… Так не получилось. Получилось, что она молча закрыла за собой дверь, молча спустилась вниз, молча рухнула на колени где-то в пустом каменном мешке замка, куда не посмели войти многочисленные приглашенные и слуги, кто со смешком, а кто с сочувствием перешептывающиеся за ее гордо выпрямленной спиной.

В пустоте ноги ослабли, и она рухнула на пол, упала тяжело на колени и руки, сломленным обрубком надежд, а также реками горьких слез из глаз и разбитого сердца. Вот прямо один в один, прямо боль в боль, горло душит, вместо стона – хрип, и так мучительно больно в груди… Так больно, что просто жуть.

Это так больно, люди!

Слышите?

Это невыносимо! Не предавайте любящих, уж лучше убейте, подойдите и убейте, но не заставляйте чувствовать эту боль! Воткните нож в сердце, топор в спину, срубите голову взмахом меча, травите бешеными псами или подсыпьте яда, но не заставляйте испытывать подобного, не надо. Умоляю вас, предатели. Будьте милосердными, просто убейте. Сделайте одолжение, избавьте, ради всего святого, если в вас еще что-то осталось.

Час, два, день, год. Она понятия не имела, сколько пролежала на холодном каменном полу, захлебываясь муками, но когда, пошатываясь, не в силах уже лить слезы, держась руками за стены, чтобы вновь не упасть, все же удалось взобраться на самую высокую башню замка…

То небо уже было укрыто бархатным покрывалом ночи, а легкая прохлада ветерка с мягкостью и сочувствием нежно гладила ее горящее от соленой воды лицо. Звезды нелепостью и бесхитростностью порядка богато рассыпались от края в край, и даже полумесяц в своем извечном нарождении вышел, дабы проститься с ней…

– Будешь прыгать? – раздался за ее спиной мягкий и вкрадчивый голос.

– Не подходи! – Вальери, в спешке путаясь в ворохе юбок, с трудом взобралась на зубчатый парапет, жутко покачнувшись над бездной высоты. – Не останавливайте меня, я все решила!

– Решила, значит, решила. – Де Кервье, с трудом проморгав слезы, слегка вздрогнула, вновь встретив взгляд мудрой змеи, что тяжким авторитетом мягко придерживал ее внимание.

– Высоко, – опять произнесла императрица, привстав на цыпочки, задумчиво перевесившись через край, разглядывая далекую темень земли внизу. – Тьфу.

Она натурально плюнула вниз, провожая взглядом улетающую прочь белизну слюны.

– Ты что делаешь? – Шмыгнула носом де Кервье.

– Считаю. – Вздохнув тяжко, та подперла рукой голову, переведя свой взгляд на половинчатый диск луны. – Примерно секунды четыре, может, пять, будешь лететь, а может, и шесть, если заденешь вон те флагштоки и знамена на три яруса ниже нас, натыканные по периметру.

– Эм-м-м-м… – Королева, прищурившись, посмотрела в сторону мерно покачивающихся внизу вымпелов, знамен и флагов.

– Но я бы тебе не советовала ни на знамена прыгать, ни с этой стороны, в частности. – Императрица, продолжая по-прежнему подпирать голову одной рукой, в задумчивости стала в лунном свете рассматривать красивый фосфоресцирующий маникюр ногтей на своей второй руке. – Во-первых, смотри, как эти упыри слуги флаги понатыкали, они все под наклоном, и ты при полете вниз, извини за пикантность, можешь нашпилить на чье-то фамильное древко свою прелестную жопку. Нет, жопка, конечно, у тебя ничего так, но извини, всякие фамильные ценности тоже нужно уважать.