Возвращение

У них были свирепые собаки, так что ходили к ним только в случае крайней необходимости. Когда миссис Кьоу перестала появляться к воскресной мессе, мы с мамой решили к ней сходить. Только мы свернули на заросшую дорожку их дома, как, рыча и заходясь лаем, к нам с поля кинулись собаки. Увидев, что расстояние между нами стремительно сокращается, мы попятились к изгороди, перелезли через нее, свалив верхнюю перекладину. Псы, шелудивые, но злобные, настигали нас, скалясь и обнажая рваные десны. Велев мне найти камень, мама подобрала перекладину и стала отталкивать их от изгороди, чтобы они, перемахнув ее, не вцепились нам в ноги. Мы кидали в них комьями земли и камнями, а они еще больше свирепели и, если бы не Патрик, сын миссис Кьоу, разорвали бы нас на части. Когда их оттаскивали, они рычали, явно угрожая вернуться и отомстить. Войти он нас не пригласил.

С поля пришла миссис Кьоу, на ней была мужская шляпа. Из-за лишая она всегда держала голову покрытой, чтобы не было доступа воздуха к коже. Вытерев руки о передник, она поздоровалась с нами и пригласила присесть на полуобвалившуюся ограду. Она не смела звать нас в дом, потому что муж ее был вечно не в духе, говорил с одними овцами и держал деньги под матрацем. От гостя только и жди, что украдет или попросит взаймы, рассуждал он.

Мама разговаривала с миссис Кьоу о новом автомобиле миссис Спарлинг. В округе автомобилей было шесть, но такого, как у миссис Спарлинг, мы еще не видывали. Он был французской марки, и получила она его в подарок от братьев из Америки. Они владели большими магазинами и обеспечивали работой многих наших, решившихся эмигрировать в Америку. Мама говорила, что миссис Спарлинг родилась в сорочке да так ее и не снимала. Автомобиль был темно-красный, почти бордовый, с огромными передними фарами, которые можно было переключать с ярко-желтого на более бледный, матово-желтый свет. Когда счастливая его обладательница приезжала к нам похвастаться, я написала пальцем свое имя на пыльном капоте; я потрогала и даже понюхала красные кожаные сиденья, покрутила руль, изображая, что еду то направо, то налево, и нажала гудок. Это было с моей стороны неосторожно, потому что отцовские лошади сразу как обезумели. Рисуя свои инициалы на пыльной поверхности автомобиля, я думала, что вот теперь, в некотором смысле, тоже буду разъезжать на нем по всей округе.

Миссис Кьоу интересовало все — и какого автомобиль размера, и сколько человек в него влезает, и не урчит ли от езды в животе. Нам нечего было ответить, потому что мы в автомобиле не ездили, хоть и очень хотели. Как бы извиняясь за то, что не пригласила нас в дом, миссис Кьоу сунула мне в руку полкроны, а маме протянула извлеченный откуда-то из-под юбки кувшинчик, видимо когда-то купленный или выигранный на ярмарке. Отлитый из красивого темно-оранжевого стекла, он казался непрозрачным, но когда мама подняла его к закатному небу, он весь засветился, будто вспыхнув изнутри. Он смотрелся чем-то чужеродным — диковинкой с восточного базара — в наших суровых местах, где только и было что гряды облаков над неровными полями, орешник с зелеными, незрелыми плодами на ветках да ручей, вечно певший свое «тра-ля-ля».

Растроганная подарком, мама сказала, что попросит миссис Спарлинг покатать нас всех на автомобиле. Можно было подумать, что это опрометчивое обещание каким-то чудом тут же исполнится, потому что миссис Кьоу в волнении вскочила и, захлебываясь словами, как ручей своей песенкой, стала спрашивать, когда мы поедем и что ей надеть.

По дороге домой мама уже начала жалеть о своем обещании: миссис Спарлинг была высокомерна и подсмеивалась над миссис Кьоу с ее дурацкими длинными юбками, птичьим личиком и нервной, бубнящей речью; она называла ее индейцем. Мама сказала, что пока, пожалуй, лучше подождать и ни о чем не просить. Мы стали избегать миссис Кьоу. Мы прятались, когда видели ее в пятницу идущей к нам через поле; после мессы мама торопилась уйти из церкви раньше других, сразу как кончали читать Евангелие. Миссис Кьоу всегда ждала, пока прихожане разойдутся, и разминуться с ней не составляло труда. Мы были немало смущены, когда однажды обнаружили на своем крыльце завернутый в газету свитер. Свитер был красивый, с разноцветными зигзагами и явно предназначался мне. Чтобы связать его, у миссис Кьоу ушло, видимо, несколько недель. Глядя на него, я вспоминала библейского Иосифа и привидевшуюся ему во сне одежду. Подарок нас обязывал, и я не знала, радоваться ему или огорчаться.