Возвращение

– Вот и прекрасно! Александр Иванович, заказывайте на троих. Галочка, надеюсь, вы составите нам компанию? Не отказывайте, идти в ресторан без сопровождения дамы – плохой тон.

– Так вы меня приглашаете только ради соблюдения хорошего тона? – иронично улыбнулась она.

– Скажу больше: вы нам понравились, особенно моему другу, – доверительно прошептал я Гале на ушко. – Видите, как он переживает, вдруг вы откажетесь?

– Ну уж прямо-таки и переживает, – всё ещё улыбалась девушка.

– Поверьте, он не простит мне, если мы поужинаем без вас. Вы разобьёте ему сердце.

– А ничего, что я замужем? – И хитренько так на нас со Стетсоном поочерёдно поглядывает.

А он-то, убогий, языка не понимает, но чувствует, что и его персона затронута, и начинает нервно сглатывать, кадык вверх-вниз дёргается, вверх-вниз… Ой, долбанёт его сейчас инсульт, таскай потом это бревно на себе. А как помощник, как моя реально правая рука, он мне по-настоящему дорог.

Чтобы он хоть немного успокоился, я незаметно, но ободряюще подмигиваю ему, мол, дело на мази, и снова обращаюсь к Вишневской:

– Милочка, вас этот визит ни к чему не обязывает. Вечер в компании новых добрых друзей, которым ещё неизвестно когда представится возможность посетить СССР и пообщаться с будущей звездой оперной сцены.

– Так уж и звездой, – притворно вздыхает она, густые ресницы опускаются и снова порхают вверх. – Хорошо, я составлю вам компанию. Но до закрытия метрополитена нужно успеть добраться к дому подруги, у которой я останавливаюсь в Москве. А она живет возле станции «Завод имени Сталина»[18].

– О, по этому поводу можете не переживать. Товарищ Микоян выделил в наше пользование на весь вечер автомобиль, так что после приятного, надеюсь, времяпрепровождения мы доставим вас по нужному адресу.

– Прекрасно, я позвоню Стажадзе, но сначала давайте всё же заглянем к Лемешеву, – напомнил Анисимов. – Или вы уже передумали?

– Пожалуй, передумали. Нехорошо заставлять девушку ждать. Где ваша верхняя одежда, сударыня?

– В гардеробе, – ответила Галина.

– Тогда ступайте за ней и подходите к служебному входу. А мы пока поднимемся в директорский кабинет, заберём свои плащи, и уважаемый Александр Иванович сделает звонок своему знакомому в ресторан «Арагви». Правильно я говорю, Александр Иванович?

Тот в ответ широко улыбнулся и не менее широко развел руками. А я повернулся к Стетсону:

– Саймон, сейчас в компании этой милой девушки мы едем в лучший ресторан Москвы.

Ресторан «Арагви» располагался на улице Горького, рядом с Советской площадью, которую мы проезжали днём с экскурсоводом, и слушали его рассказ о строящемся памятнике основателю Москвы Юрию Долгорукому. Водитель сказал, что будет ждать нас в машине у ресторана.

На входе в заведение толклись желающие проникнуть внутрь, и нам стоило некоторых усилий пробиться к застеклённой двери, за которой на казавшемся хрупким под его мощным задом стульчике сидел здоровенный швейцар, с кривой ухмылкой разглядывавший разворот «Крокодила». Я постучал согнутым пальцев в стекло. Здоровяк в ливрее нехотя поднялся и приоткрыл дверь. Я произнёс заранее заготовленную фразу, что мы от товарища Анисимова к товарищу Стажадзе, и он нас ждёт. Швейцар, оценив наш прикид и задержав взгляд на скромном плащике и не менее скромных чулках и ботиночках Вишневской, чуть скри вился, но открыл ведущую в зал дверь – тут же в тамбур хлынули звуки музыки – и поманил метрдотеля. В нашу сторону направился немолодой мужчина с мешками под глазами и щёточкой усов под нависшим носом, одетый в костюм с тёмным низом и белым верхом, увенчанный строгим чёрным галстуком-бабочкой. Стетсон, кстати, сегодня тоже нацепил галстук-бабочку, но более модный, в мелкий горошек.

– Что случилось, Ваня? – с кавказским акцентом поинтересовался метрдотель.

– От Анисимова из театра, – пробасил тот, кивая в нашу сторону. – Говорят, Лонгиноз Малакеевич в курсе.

– Ждите, – без эмоций было заявлено нам, – сейчас уточню.

Спустя три минуты двери перед нами распахнулись, и мы оказались в просторном чреве одного из лучших ресторанов Москвы советской эпохи. Взгляд сразу же привлекли красочные панно на стенах на тему поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». На небольшой сцене у дальней стены оркестр из пяти музыкантов, включая саксофониста, негромко наигрывал что-то джазовое.