Возвращение

На комоде стоял бумажный пакет коричневого цвета. Он передал его ей.

По его форме и весу Соня сразу же поняла, что внутри.

– У твоей матери не поднималась рука их выбросить, – сказал он. – Ей было бы приятно узнать, что их отвезут обратно в Гранаду.

Прошелестев бумагой, Соня вытащила туфли. Вот они какие. Мягкая кожа и изношенные стальные набойки на носах и каблуках, ровно такие, какими их описывал Мигель.

– Мне даже кажется, что это мой размер, – сказала Соня. – Может, настанет день, когда я их надену…

Соня и Джек ненадолго замолчали.

– Пап, ты приезжей поскорей, – проговорила она, чтобы сгладить напряженность, и, рассеянно поглаживая туфли, продолжила: – Приезжай через пару недель. К тому времени я улажу вопрос с жильем.

Они тепло обнялись. Джек провожал дочь взглядом, пока та спускалась по лестнице.

Настал ее последний день в Лондоне; завтра ей предстоял перелет в Гранаду. Она позвонила Мигелю и сказала, что возвращается.

– Я очень рад, – ответил он. – Я надеялся, что ты скоро вернешься.

Теперь Соне оставалось только написать письмо Джеймсу. Она страшно не хотела за него садиться, но, как ни крути, должна была ответить на его ультиматум, объясниться.

Дорогой Джеймс!

Думаю, ты уже понял, каким будет мой ответ. Все предельно просто: танцы для меня – сама жизнь. Я не могу от них отказаться, как не могу перестать дышать.

Я не жду, что ты простишь меня или примешь мое решение.

Не хочу у тебя ничего отнимать. Мне не нужна часть дома или процент от твоего дохода. По-моему, мы просто должны отдать друг другу возможность быть свободными.

У адвоката есть мой новый адрес, и всю корреспонденцию он будет пересылать на него.

Желаю тебе всего хорошего, Джеймс, и надеюсь, что со временем ты сможешь пожелать мне того же.

Соня

Она составила несколько вариантов письма; многие были гораздо длиннее, но ей показалось, что эта простая, незамысловатая записка выразила все, что она хотела сказать. Соня оставила ее на кухонном столе. К нему Джеймс направится первым делом в пятницу, когда приедет из аэропорта и захочет выпить.

Она уже собрала чемодан, уложив в него большей частью свои любимые вещи, которые не отправились в благотворительный магазин, и заказала такси на следующее утро.

Будильник прозвенел в пять часов. Соня приняла душ и идеально заправила кровать, а потом спустилась на первый этаж. Окинув все вокруг прощальным, полным грусти взглядом, она перетащила чемодан через порог, заперла дверь на два оборота и опустила ключ в почтовый ящик. После чего направилась к ждущему ее такси.

Позже тем утром из иллюминатора самолета, летящего с севера на юг, она наблюдала за меняющимся ландшафтом Испании. Смотрела, как зубчатые хребты Пиренеев сначала переходят в пологие предгорья, а потом в необъятные просторы земли, возделываемой сейчас едва ли не в промышленных масштабах. В голове калейдоскопом пронеслись картинки Харамы, Гвадалахары, Брунете, но рубцы, оставленные войной, давно уже затянулись.

Когда самолет начал снижаться среди безоблачного неба, она подумала о том, сколько недель потратила ее мать на то, чтобы преодолеть это же расстояние. Путешествие, растянувшееся для Мерседес на месяцы, не заняло у нее и часа. Когда они зашли на посадку, вдалеке мелькнула Гранада, и ее сердце забилось в предвкушении.

Самолет был наполовину пуст, так что через несколько мгновений Соня стояла наверху трапа и чувствовала, как ее лицо овевает андалузский ветерок, даря ласковое тепло. Вскоре она уже шагала по летному полю. До здания терминала было рукой подать, и она знала, что ее ждет Мигель.

Поступь ее была легка, а душа танцевала.

От автора

Военный переворот, осуществленный генералом Франсиско Франко в июле 1936 года, должен был увенчаться быстрым и убедительным успехом. Вместо этого он вылился в трехлетнюю гражданскую войну, которая опустошила страну. Полмиллиона человек погибло, столько же эмигрировало, некоторые из них уже не вернулись на родину. После 1939 года сотни тысяч республиканцев все еще продолжали томиться в тюрьмах, многих ждал расстрел и безымянная могила. Те, кто сражался против Франко, подверглись годам репрессий. Даже после смерти фашистского диктатора в 1975 году многие испанцы продолжали хранить молчание о том, что им довелось пережить.