Возвращение

Быстрыми перебежками вперед, и вес носилок никак не чувствуется, они не мешают. Витька лежит на них, и мы бежим так, что он даже не шевелится, да, мы это можем, когда действительно нужно. Вперед, метр за метром, вон она, разваленная «кирпичка», куда нам нужно, еще немного поднажать! Тяжело дышать, кровь стучит в висках, желая вырваться хотя бы через поры. Перед глазами спина Казака, на ней равномерно подпрыгивает горб эрдэшки, и ствол на плече, который он придерживает рукой. Сбоку так же ровно, не сбиваясь, бежит Сдобный. Даже профессор, который вроде бы должен нас тормозить, бежит так, как и нужно. Раз-два, раз-два, единым целым живым механизмом вперед. По глазам побежали соленые горячие капли, по щекам вниз, и срать на них. Да, тяжело, от этого никуда не деться, но ты должен, боец, должен, и потому беги, стиснув зубы и матерясь про себя. Ты ДОЛЖЕН!

Добегаем, с громадным желанием отплеваться и вытереть пот, сразу падаем, прижимаясь к земле. И пот, и вязкая слюна — все потом, сейчас важно не это. Мы успели пробежать ту зону, где нас могли взять в «вилку», но они не успели. И это ваша ошибка, придурки, и сейчас мы накажем вас за это, да так, что вы даже и не успеете про нее пожалеть. Сзади подбегает Барин, даже через маску слышно, как тяжело он дышит. Женька тащит на себе Сокола. Очень бережно опускает его на землю, сам откатывается в сторону, занимая угол. Сестра уже внутри, чуть высунувшись из разрушенного оконного проема. Ну, что там?

А ничего, архаровцы жрут и хохочут. Даже пулеметчик и его помощник, сидящие высоко и смотрящие далеко, ничего не захотели увидеть, уверенные в собственной силе и превосходстве.

— С двух сторон… — прицел Сдобного еле слышно вжикает, давая ему возможность правильно оценить обстановку. — Пикассо, мы с тобой справа, Барин и Казак — с другой стороны. Котенок, приготовь пулемет и заходи в подстанцию. Профессор, вы с Соколом. Если этот герой начнет в бой рваться, то разрешаю дать ему по тыкве и отправить в нокаут. Стрелять пусть стреляет, но чтобы раньше времени и не думал вперед идти, понял?

— Иди в жопу, Сдобный. — Сокол широко улыбнулся. — Не маленький, да?

— Вот и молодец. Ну, на раз-два-три, парни. Скопа, ты готова?

— А то…

— Раз… два… три!

Пошли, ребят, пошли…

Первый попал в треугольники прицела, зафиксирован… выстрел! Есть, сука. Попал, родимый. Измененного откидывает на кирпичную стену, он сползает по ней. Рядом тихо хлопает винтовка сестры, и пулемет, что стоит на самой верхотуре, стрелять уже не будет, потому что делать это некому. Сдобный отстреливает вновь пополненные на Дачах гранаты, укладывая их в маленькую кучку из пяти оторопевших олухов. Вспышки, небольшие клубы дыма, крики, переходящие в задушенное сиплое бульканье. Вперед, парни, мы сможем.

Казак с Барином идут по левому флангу, практически не скрываясь, двумя высокими прямоходящими машинами убийства. Вот черт, до чего лихо у них это выходит, я в восторге! Сколько там этих, которые наконец-то попытались ответить?

Половина того, что было в самом начале боя, всего пару секунд назад, всего половина. Пулемет, блядь, точно! Вскидываю ствол так, чтобы можно было отстрелить ВОГ, автоматически навожу, понимая, что сейчас неважна электроника, важно только собственное внутреннее чувство того, что верно. Гэпэшка хакает, выпуская цилиндр гранаты, в кустах разворачивается небольшой яркий цветок, который практически тут же гаснет. Бегу туда, понимая, что надо добить, не дать тому, кто мог выжить, открыть огонь. Подбегаю и вижу, как дергаными движениями ствол «Сармата» выпрямляется, поднимаясь, и начинает опускаться в нашу сторону. Очередь с ходу, от живота, широким веером, чтобы наверняка зацепить, не дать выбрать спуск и помешать тугой двойной пружине выпустить в ребят рой стальных шершней. А сзади грохочет тот самый третий, про который не врал Измененный, давно остывший там, позади.

Влетаю в кусты, ногой откидываю «Сармат». Двое, так же как и на крыше, двое Измененных. Один еще похож на человека, разве что у него громадная опухоль на пол-лица. Второй больше смахивает на помесь бурундука с обезьяной, именно тот, который хотел стрелять. До сих пор тянется рукой к пулемету, смотря на меня с лютой злобой, пуская красную слюну из искусанных губ. У него целая линия попадания, идущая от левого плеча вниз, но он все еще хочет достать меня, тянется уже к боку, где в кобуре висит матовый «ярыгин». Да хрена те лысого, паскуда, я ни хрена не благородный рыцарь Айвенго. Палец на спуск, автомат чуть дергается, и Измененный окончательно умирает. Так, что дальше?

Схватить «Сармат», в котором точно осталась половина ленты. Что такое, клин? Откинуть крышку вверх, пальцами быстро протянуть ленту, в которой звено не пошло, вставить ее обратно. Затвор на себя и назад, до упругого щелчка внутри этой замечательной машинки, и вернуться к парням. В этот момент где-то там, за кустами, глухо бухает. Граната?

Выскакиваю и вижу, как в разрушенной подстанции оседает дым вперемешку с поднятой пылью и землей. Черт, черт, черт!!! Потом, это потом, что сейчас?..