Возвращение Апостолов (СИ)

После невероятной встречи с отцом Юджелы — так, как выяснилось, звали мою невесту — наши встречи с прекрасной незнакомкой стали регулярны. То ли отец посодействовал, то ли время пришло, — но не далее чем через два дня она сама пришла в дом моих родителей, представилась и объявила о нашем обдуманном решении жить отдельно. Очарованная обаянием Юджелы, мама сразу согласилась, присоветовав уютное гнёздышко. Мы поселились на отшибе, у самого моря в домике без особых удобств, но я и этому был чрезмерно рад. Каждая очередная ночь для нас становилась божественным откровением, в результате чего я, ранее не искушённый в любовных делах, приобрёл определённые навыки. Но, не смотря на моё усердие, Юджина день ото дня становилась всё раздражительнее, — её, казалось, больше не радовали долгие вечерние прогулки вдоль побережья и ночи в пылу страсти, проводимые на чистом энтузиазме. Она всё чаще отказывалась от длительного пребывания в семейном кругу, уходила надолго то к отцу, то к лесному роднику. Я, честно говоря, уже не знал, как увлечь жену-красавицу, чем разнообразить наши отношения. Казалось, мы всё перепробовали, но Юджина будучи в постели гибкой как кошка и ненасытной, всё время оставалась неудовлетворённой. В результате я устал совершать подвиги на интимном фронте и всерьёз занялся наукой, — благо, длительное отсутствие жены способствовало этому. Так оказалось, что к тридцати годам я не был ни врачом, ни волшебником, но стал учёным, изучающим тонкие структуры. И вот однажды в один из поздних вечеров, когда я как обычно работал за свом письменным столом, в моё окно постучали. На улице шёл дождь, и капюшон скрывал лицо незнакомца. Я из тех людей, которые не любят подолгу взвешивать все «за» и «против», соразмеряя убытки и выгоды; а потому без излишних церемоний отодвинул щеколду и распахнул дверь. Странник вошёл, даже не поблагодарив меня за расторопность. Помнится, это меня немного обидело. Ведь, что ни говорите, я мог продержать незванного гостя у дверей любое время, и при этом оставался бы правым; мог в конце концов вообще не расслышать стук за раскатами грома и далёкими вспышками молний.

— Между тем вошедший высокий человек оказался странствующим монахом. Он доверительно прямо с порога открыл мне, что на меня и моих потомков возложена «великая миссия спасения» (это были его слова), что подобные мне люди уже расставлены по Мирне, и лишь благодаря им жизнь на планете ещё продолжается. Как учёный, я не мог поверить в эту болтовню, и сразу же занёс монаха в разряд сумасшедших. В то далёкое время, я ничуть не задумывался, прикрепляя ярлыки к непонравившимся людям. Очередная бирка имела название — умалишённый. Монах по моему виду понял, что его речи звучат малоубедительно. Тогда он знаком пригласил меня выйти за собой на улицу, прихватив плащ. Я молча повиновался. Видишь ли, от сумасшедших можно ожидать чего угодно, оттого лучше их излишне не раздражать. Я последовал за монахом, который поджидал меня на улице. Опять же знаком он указал мне то место, куда мне следовало отойти. Я снова исполнил приказание. Тогда монах извлёк из-за пазухи кисет, скинул мешающий обозрению капюшон, на мгновение повернулся в мою сторону, а затем сильным броском метнул кисет на крышу моего дома. В мгновение ока дом окружили языки пламени, вырывающиеся откуда-то из-под земли, и вскоре от моего жилища не осталось и следа. По освобождённой земле немедленно побежали ручьи. Монах подошёл ко мне. Я стоял как вкопанный с лицом белее мела. Там, внутри дома остались труды, работы, весь смысл моей жизни. Но монаха, похоже, заботило совсем иное. При вспышках молний проявились черты его лица, омытые дождём. Монах подошёл вплотную ко мне, поклонился и изрёк:

— Теперь я готов с вами говорить.

Это было поистине великодушно. Человек (я имею в виду себя) остался без крова, без пищи, без средств; да что об этом рассуждать, — без всего, включая одежду. Думаю, что гневные огоньки, сверкавшие в моих глазах, были похлеще молний, гнездившихся на небе.

Монах предупредил готовящийся взрыв.

— Не делайте повторных ошибок. Вас избрал Совет, и я наделён высшими полномочиями.

— Но кто вам дал эти полномочия?! — взбешённо рявкнул я.

— С вашего позволения я не стану называть их имена, — отрезал странствующий монах.

Продолжать спор было бессмысленно. Сама погода не подходила для этого. Вода попадала в рот с поразительной лёгкостью. Мой плащ уже насквозь промочился, и весь я начинал зябнуть. Это дождевое нашествие напоминало всемирный потоп. Вокруг нас была одна вода: на земле и на небе, и в промежутке между ними. Я и монах находились явно не на своём месте, и увесистые капли, падающие на наши головы, постоянно напоминали об этом. Моё молчание прекратилось, как только я понял, что промок до нитки и дальше мокнуть уже некуда. Монаху же, как видно, было всё равно. Он казался выкованным из железа.

— Что я должен сделать? — прохрипел я не своим голосом.