– Входите, господин директор, – сказал он, видя, что дверь камеры открывается.
– Разве вы меня ждали?
– Да. Разве я не просил вас письмом зайти ко мне? О, я ни на одну секунду не сомневался, что сторож отнесет вам письмо, и даже на конверте написал только инициалы «С.» и «Б.» и ваш возраст, сорок два года.
Директора действительно звали Станиславом Борели, и ему было сорок два года. На вид это был человек с приятным лицом и мягким характером. Он сказал Люпену:
– Вы не ошиблись в честности моих подчиненных, ваши деньги здесь. После вашего освобождения они будут вам возвращены. А теперь потрудитесь пройти в комнату обыска.
Люпен последовал за директором в небольшую комнату, предназначенную для этой цели, и там очень внимательно обследовали его платье, а также и его самого. Потом его опять провели в камеру, и Борели сказал:
– Теперь я спокоен, все сделано.
– И очень хорошо сделано, господин директор. Ваши подчиненные исполняют это с такой деликатностью, что я считаю долгом их поблагодарить и попрошу вас передать им от моего имени вот это, – сказал он, протягивая директору стофранковый билет.
Борели с удивлением смотрел на него:
– Откуда это у вас?
– Не ломайте голову, господин директор.
Он схватил большим и указательным пальцами правой руки средний палец на левой, быстро вырвал его и подал спокойно господину Борели:
– Не волнуйтесь, пожалуйста, господин директор. Это не палец. Это футляр из тонкой перепонки цвета кожи, который плотно надевается на палец. Как видите, совсем не отличишь от настоящего пальца.
И он прибавил, смеясь:
– А там третий билет в сто франков. Что вы хотите? Приходится носить деньги везде, мало ли что случится!
У Борели было изумленное выражение лица.
– Ах, пожалуйста, господин директор, вы не думайте, что я хочу вас ослепить моими небольшими талантами. Мне только хотелось показать вам, что вы имеете дело с несколько необычным заключенным… Поэтому не удивляйтесь, если вам доложат о моем исчезновении.
– О вашем исчезновении? Люпен от души расхохотался:
– Господин директор, единственное оправдание тому, что я нахожусь здесь, – это то, что я отсюда уйду.
– Хорошо, что вы меня предупредили…
– Именно это я и хотел сделать. Примите все меры предосторожности, господин директор, чтобы позднее вас не могли бы обвинить в небрежности. Я же обещаю устроить это дело так, что, несмотря на неприятности, которые неизбежно вам доставит мой побег, ваша служебная карьера от этого не пострадает. Вот и все, что я хотел сказать вам, господин директор. Теперь вы можете идти.
И в то время, как Борели уходил, глубоко смущенный словами своего заключенного и очень беспокоясь о событиях, которые ожидают его в будущем, Люпен бросился на кровать, говоря:
– Однако ты слишком самоуверен, Люпен. Можно подумать, что тебе и в самом деле известно, каким образом ты выйдешь отсюда.
В здание суда Люпена сопровождал Вебер. Он заявился к нему в сопровождении двенадцати лучших полицейских агентов, вооруженных с головы до ног, взял Люпена из камеры и повез его в фиакре со своим кучером. Экипаж был окружен со всех сторон конной стражей.
– Браво! – воскликнул Люпен. – Ко мне, я вижу, относятся с должным уважением. Почетная гвардия! Каково! Ты, я вижу, Вебер, уважаешь начальство, не забываешь, что я твой непосредственный начальник.
И, дружески хлопнув Вебера по плечу, прибавил, смеясь:
– Вот что, Вебер, я намерен подать в отставку и укажу на тебя как на своего заместителя.
– Это уже почти сделано, – заметил Вебер.
– Какая приятная новость! Я очень беспокоился насчет моего побега, теперь я спокоен, раз Вебер будет начальником сыскной полиции…
Вебер ничего не ответил. В глубине души он испытывал странные чувства по отношению к своему противнику, – чувства, смешанные из боязни, которую ему внушал Люпен, из уважения, которое он питал по отношению к князю Сернину, и из почтительного восхищения перед Ленорманом. Все это было смешано с завистью, ненавистью и досадой.
Они подъехали к зданию суда, где их уже ждали агенты сыскной полиции, среди которых Вебер с удовольствием заметил своих любимых помощников – братьев Дудевиль.
– Господин Формери здесь? – спросил он у них.
– Да, начальник, судебный следователь у себя в кабинете.
Вебер поднялся по лестнице вместе с Люпеном и братьями Дудевиль.
– Женевьева? – тихо спросил Люпен.
– Спасена.
– Где она?
– У своей бабушки.
– Госпожа Кессельбах?
– В Париже, в отеле «Бристоль».
– Сюзанна?
– Исчезла.
– Штейнвег?
– Ничего не известно.
– Вилла Дюпон охраняется?
– Да.
– Какова пресса сегодня утром?
– Превосходна.
– Чтобы писать мне, вот мои инструкции.
Они проходили по коридору бельэтажа. Люпен незаметно сунул в руку одному из братьев комочек бумаги.
В кабинет Формери Люпен вошел в сопровождении помощника начальника сыскной полиции.
– Ах, вот и вы! Я не сомневался, что в один прекрасный день мы вас поймаем! – приветствовал Люпена Формери.
– Я тоже нисколько в этом не сомневался, господин судебный следователь, – сказал Люпен, – и я очень рад, что судьба предоставила именно вам оказать правосудие честному человеку, каким я всегда был.