Возвращение Арсена Люпена

В шесть часов вечера Ленорман вернулся в свой кабинет в префектуре. Он сейчас же послал за Дьези.

– Ну, что немец?

– Он здесь.

– Добился ли ты от него чего-нибудь?

– Нет. Он не говорит ни слова. Я ему сказал, что по новому распоряжению правительства иностранцы должны сделать по приезде в Париж заявление в префектуре о цели своей поездки, и провел его в кабинет к вашему секретарю.

– Сейчас я его расспрошу сам. В это время вошел лакей.

– Одна дама желает вас сейчас же видеть, господин Ленорман.

– Карточку.

– Извольте.

– Госпожа Кессельбах? Проси.

Он встал навстречу молодой женщине и предложил ей сесть. Она была так же печальна и бледна. Госпожа Кессельбах протянула Ленорману газету «Журналь», указывая на то место, где было напечатано объявление о Штейнвеге, и сказала:

– Штейнвег был другом моего покойного мужа, и я думаю, что он многое знает.

– Дьези, – сказал Ленорман, – приведи того господина, который у тебя там дожидается. Ваше посещение, сударыня, не будет бесполезным. Только я попрошу вас, когда этот человек войдет, не говорите ни слова.

Открылась дверь. Вошел старик с седой бородой, с лицом, покрытым морщинами, бедно одетый, с забитым видом человека, вынужденного колесить по свету в поисках работы из-за куска хлеба. Он остановился на пороге, моргая глазами, сконфуженный всеобщим молчанием, и, чтобы скрыть свое смущение, мял в руках шляпу. Вдруг на его лице появилось удивленное выражение, и он проговорил робко:

– Госпожа… госпожа Кессельбах.

И, улыбаясь, не чувствуя больше робости, он подошел к ней и заговорил с акцентом:

– Ах, как я рад… наконец-то! Я думал, что мы никогда не увидимся… Я так удивлялся, что нет никаких известий от вас, ни телеграммы, ничего. Ну, как вы поживаете, как Рудольф Кессельбах?

Молодая женщина откинулась на спинку кресла, глаза ее наполнились слезами.

– Что с вами? – спросил Штейнвег. Но тут вмешался Ленорман:

– Я вижу, вы многого не знаете из того, что случилось в последнее время. Должно быть, вы долго путешествовали?

– Да, три месяца… Я был в копях, потом возвратился в Кейптаун, оттуда я написал Рудольфу. По дороге я работал в Порт-Саиде. Рудольф, надеюсь, получил мое письмо?

– Он уехал, и я вам объясню причину его отсутствия. Но раньше нам хотелось бы получить некоторые сведения от вас по одному вопросу. Речь идет о лице, которое вы в разговоре с Кессельбахом называли Пьером Ледюком.

– Что? Пьер Ледюк! Кто вам сказал?

– Кессельбах.

– Этого не может быть! Это секрет, который я ему доверил, и Рудольф умеет хранить свои секреты, особенно этот.

– Все-таки необходимо, чтобы вы нам ответили. У нас сейчас есть одно дело о Пьере Ледюке, и нам его надо безотлагательно закончить, а Кессельбах отсутствует.

– Да наконец, что же вам нужно?! – воскликнул Штейнвег. – Что вы хотите?

– Знаете ли вы Пьера Ледюка?

– Я его никогда не видал, но вот уже давно мне известна одна тайна, касающаяся его. После целого ряда случайностей, о которых бесполезно рассказывать, я убедился, что он живет в Париже, ведет распутную жизнь, называет себя Пьером Ледюком, но это ненастоящее его имя.

– Но он-то знает свое настоящее имя?

– Я думаю.

– А вы тоже знаете его?

– Да, я знаю.

– Ну так скажите нам.

После некоторого колебания он ответил решительно:

– Нет, я не могу… я не могу…

– Почему не можете?

– Я не имею права… Весь секрет заключается в этом. Когда я открыл его Рудольфу, то он так серьезно отнесся к нему, что дал мне большую сумму денег за мое молчание и обещал мне целое состояние в тот день, когда ему удастся найти Пьера Ледюка и использовать его секрет.

Он горько улыбнулся при этом.

– Большая сумма денег уже истрачена, и я приехал справиться об обещанном мне состоянии.

– Господин Кессельбах умер, – сказал начальник сыскной полиции. Штейнвег привскочил от удивления.

– Умер! Неужели? Нет, этого не может быть, это ловушка… Правда ли это? – спросил он, обращаясь к госпоже Кессельбах.

Та опустила голову.

Штейнвег был совершенно подавлен этим неожиданным открытием, и в то же время оно, должно быть, произвело на него тяжелое впечатление, потому что он не удержался и заплакал. – Бедный Рудольф, – говорил он, – я знал его, когда он был еще совсем маленьким… в Аугсбурге он приходил играть ко мне… я так любил его.

И, как бы призывая в свидетели госпожу Кессельбах, продолжил:

– Не правда ли, он тоже любил меня, сударыня? Он, наверно, говорил вам… «старый дядюшка Штейнвег» – так называл он меня…

Ленорман подошел к нему и сказал ясно и выразительно:

– Выслушайте меня. Кессельбаха убили… Не волнуйтесь, крики и слезы теперь бесполезны… Его убили, а по картине преступления можно быть уверенным, что убийца знал про знаменитый проект миллионера.

Штейнвег стоял молча, изумленный, наконец он проговорил:

– Это моя вина… Если бы я не навел его на мысль…

Госпожа Кессельбах подошла к нему с умоляющим выражением лица:

– Вы думаете… у вас есть предположения, Штейнвег… О, пожалуйста, прошу вас…

– Нет, я ничего не знаю, – сказал он, – я не могу сообразить… Мне надо подумать…