Возвращение «Back»

«Милый Жмот. Должна сказать, что эти вещи следует прислать как можно скорее. Видел бы ты, как я вся извелась и целыми днями только и делаю, что бегаю встречать почтальона, давно бы уж что-нибудь придумал. С ног сбилась. Но ты, милый, у нас, как всегда, — что с глаз долой, то у тебя сейчас же из сердца вон. Так что сию минуту иди, пока опять не забыл. Твоя…» — и, видимо, забыла подписать письмо.

Поняв, что расстаться нельзя ни с одним, он бережно сложил письма в конверт и упрятал назад в чемодан. Прошло несколько минут. Он вскочил и опять залез под кровать. Достав из чемодана письма, он схватил ножницы и на одном дыхании искромсал все на тонкие полоски. Потом приклеил самые, казалось, незначащие фразы к обрывку газеты и получил некое подобие телеграммы:

«Милый — съезди за меня в Редхэм и — скажи им, что видел — те тапочки — в Лондоне — Так что, будь душкой — беги — от Розы.».

Несколько минут он с гордостью любовался своим творением, пока, наконец, не осознал, что все испортил, разрушил, убил. И впал в отчаяние, казня и проклиная себя всю ночь. Но нет, Нэнс — это Роза, твердил он себе, и эта самая истина, в конце концов, и погубила ее письма.

Полночи оплакивал он память о своей возлюбленной — ее утраченные письма, которые вспоминал все эти годы в немецком плену, молясь, как проклятый, чтобы только увидать их снова, если вернется.

И уснул чистым, младенческим сном.

Глава 16

Все августовские выходные лил дождь. Дом Филипса, в котором Чарли последний раз виделся с Розой, стоял на главной улице, и старинные стены его весь день дрожали от гула грузовиков, которые бесконечным конвоем перевозили по территории Англии американские союзнические войска. Дот приходилось всякий раз орать и повторять каждое слово. Они долго не могли перейти дорогу, пропуская этот пыльный железный караван, одну колонну, другую и, проскочив кое-как сквозь чудовищный ревущий поток, влетели в бар, где из старинной ворсистой мишени то и дело падали один за другим железные дротики. Мгла поглотила лица черных американских шоферов, оставив в темных провалах кабин одни их широкие белозубые рты.

Накануне Джеймс приготовил для своих гостей спальни, и, когда они приехали, сразу показал их Дот. Та смотрела перед собой дерзким и — ну мало ли что — вызывающим взглядом. И увидала в своей комнате двуспальную кровать.

— Очень мило, — сказала она.

— Что? — сквозь гул переспросил он. Мимо прогрохотала колонна грузовиков. Она подошла к окну, которое выглядывало на задний двор, и повторила. Второй раз эти слова прозвучали плоско.

— А где комната Чарли?

Он не расслышал. Она промолчала. И, скрывая смущение, выводила на стекле пальчиком «Дот». Маникюр она сделала перед отъездом, и теперь ноготки ее приятно поблескивали на стекле, словно влажные и слегка переспелые ягоды.

Джеймс рассмеялся.

— Боюсь, у нас все очень просто.

Осмелившись, она осторожно подняла глаза. Он, как завороженный, смотрел на ее руки. И она очередной раз поздравила себя с тем, что вовремя успела привести их в порядок.

— Смешно, но всегда, когда я вижу эти милые старинные окна, мне хочется выцарапать на них алмазом свое имя.

Он засмеялся. Она подумала, что он весьма недурен.

— Да будет так, — ответил он.

— Что? — переспросила она, прекрасно расслышав. — Испортить такие красивые окна? Подумать страшно! Чтобы вы потом говорили, где мое воспитание? Это была шутка, я только пошутила.

— Что ж, вы тут устраивайтесь, а я пойду, помогу Чарли. И милости просим к столу. Ужин, правда, холодный, но на кухне нас кое-что ждет. Увидимся внизу.

В тот вечер не произошло ничего, абсолютно ничего. Ужин был отменный, что ни говори, в деревне накормить умеют. Потом прогулялись; зашли выпить и, кстати, ей ни разу не дали заплатить. Потом она сказала, вернее, прокричала: «Все хорошее когда-нибудь кончается!» Все встали и вместе вернулись домой. Она прямиком отправилась в спальню. Оделась в эту шикарную пижаму — ту, что специально купила накануне. Выключила свет и стала ждать. Сначала на кухне были слышны голоса. Она немного прислушалась. Вот чьи-то шаги на лестнице. Ее бросило в жар. Сердце затрепетало — врагу не пожелаешь, не важно, первая это ночь, или нет. И ничего. Она была совсем готова, притворилась спящей, растаяла в этой постели, как масло на бутерброде. И ничего. Вот шаги Чарли в ванной. И минута сладостной истомы. Все-таки, думала она, все-таки все они возвращаются, как олухи небесные после плена: никогда не поймешь, что у них на уме. И, непосещенная, уснула; одна.

На другой день они занимались всякой всячиной, ничего особенного. Чарли, как обычно, витал в облаках; все равно как на работе. Но позже ей стало казаться, что эти двое вместе съели не один пуд соли. Пару раз в их разговоре проскочило имя. Роза. И она поняла, откуда дует ветер: общие воспоминания. Встреча эта была, как говорится, дань прошлому. О, они были весьма галантны, чуть ли не пылинки с нее сдували. Но для них она была одно большое ничто; абсолютное ничто. И Чарли взял ее с собой только для блезиру.