— Андрей Иванович, успокойте домочадцев, я не арестовывать вас прибыл, а наоборот хочу милость монаршую до вас донести. Так сказать, посланец добрых вестей. Поговорим, и я уйду, а вы болейте себе. Хоть всю оставшуюся жизнь. А дела тогда мы без вас делать будем. Работу работать. — После чего Иван Яковлевич отпустил дверь. В комнату тут же ворвалась жена, да не одна, а неизвестно откуда взявшимся мальчиком лет пяти. Женщина голосила, мальчик плакал.
— Марфа Ивановна, дай нам с господином Бироном поговорить. И винца рейнского принеси. Сладенького. И клюковки мочёной. Любите винцо, Иван Яковлевич?
— Пусть будет винцо и клюковка, Ваше Сиятельство. — Брехт подошёл к окну и раздёрнул шторы. А потом и само окно распахнул. В комнате смрад стоял, кислым чем-то воняло и мочой. Или потом? Или потом с мочой? Свежий ветер дунул в лицо Ивану Яковлевичу и остановил подступивший к горлу позыв рвоты. В таком смраде поневоле заболеешь.
Событие девятое
Брехт раздвинул до конца в обе стороны глухие бархатные шторы и впустил в комнату вонючую сначала солнце, потом преодолевая сопротивление разбухшей древесина открыл и вторую створку большого окна. Вместе с чириканьем воробьёв на соседнем дереве в комнату устремился поток свежего воздуха.
— Иван Яковлевич, простудите Андрея Ивановича! — бросилась к нему жена вице-канцлера, пришедшая с девицей, в руках у которой был поднос серебряный с графином и бокалами стеклянными.
— Я же на медикуса учился в Кёнигсберге, в университете, так что мне виднее, как с болезным поступать. Ему свежий воздух необходим, а вы его миазмами этими только губите. Уйду, когда, то влажную уборку тут сделайте и перину проветрите, шторы же снять нужно и постирать, пыль прямо сыпется с них. И нужно каждый день комнату проветривать. По нескольку часов, скажем час потом пару часов закрыть. Потом снова проветрить. И каждый раз одновременно влажная уборка. А теперь оставьте нас, дорогая Марфа Ивановна. Важный государственный разговор у нас и Андреем Ивановичем. И проследите, чтобы никто не подслушивал — то, что я буду говорить — это строжайшая государственная тайна.
— Марфа Ивановна, сделай, как господин Бирон говорит. И не беспокой нас пока. — Остерман встал, выпутавшись из перин, и накинул на плечи бархатный, засаленный на рукавах и шее, коричневый халат. В чепце при этом оставшись. Тот ещё вид. Словно старушка — процентщица из «Преступления и Наказания».
Брехт нашёл взглядом стул, задержав дыхание, дошёл до него, поднял и перенёс к окну, только после этого снова вдохнул. На него и уселся. Вонь у окна один чёрт ощущалась, ну, хоть не так сильно. Терпимо.
— Андрей Иванович, вы знаете, что у Анхен, простите, у Государыни Анны Иоанновны не всё в порядке с почками? Жалуется иногда.
— Так лейб-медики…
— Это — понятно. Был у нас профессор в Кёнигсберге в университете, так он один чудодейственный рецепт рассказал мне и от подагры вашей, и от камней в почках, от почечной колики. Интересуетесь? Сейчас вот ногами скорбны? Желаете помолодеть телом лет на десять? Сколько вам? Сорок пять? Будете себя лет на тридцать чувствовать и ноги поправятся. Подагра — это то же самое, что и почечная, и желудочная колика — камешки откладываются. У одних в почках, у других в желчном пузыре, у третьих в коленях или локтях, в суставах любых, в том числе и в позвоночнике. Камешки острые, и когда человек ходит, то они кости карябают. Те воспаляются, вот и вся болезнь.
— Да, что же медики не лечили Анну Иоанновну? Если уж вы всё это и раньше знали…
А получи фашист гранату. Сейчас на икоту пробьёт. Брехт состроил злую рожу. Брови свёл к переносице, губы в гузку превратил, нос орлиный сузил.
— Вы в том числе виноваты, дорогой… Андрей Иванович. В бедности, нищете почти пребывала Государыня в Курляндии. Платья за фрейлинами донашивала, пищу крестьянскую ела, даже медикуса приличного себе позволить не могла. А ведь вы руководили связями с заграницей, вы за внешнюю политику отвечали и были подле государей. Ладно Пётр, с тем не забалуешь. Но и при Екатерине, несмотря на все слёзные письма, Государыня бедствовала и при Петре Алескеиче, царствие ему, засранцу, небесное. Как копейки высылали на содержание двора герцогини, так и продолжали. А уж она-то бедняжка письма жалобные писала в Петербург и Москву, и вам в том числе, Андрей Иванович. Да не бледнейте вы так, господин граф. Отходчивое сердце за старые грехи у Анхен. Новых не наделайте. Так желаете узнать средство от подагры и колик?
— Ик?
— Точно. Ещё и Пётр Михайлович Бестужев-Рюмин обкрадывал матушку императрицу. Он сейчас не по-вашему ли ведомству служит?
— Ик.