— Как думаете, Андрей Иванович, что будут говорить про Анну Иоанновну, когда она одного на кол посадит, потом ещё кого колесует. Да, все заслужили. Но что шляхта и простой чёрный люд будет по углам шептать. Не, даже не думайте, что будут говорить, что правильно казнила бунтовщиков и воров. Будут поминать жестокость сотни лет. И триста лет на Руси пройдёт и будут нас с вами и Анну Иоанновну называть кровавыми палачами и убийцами, а нас с Анхен ещё и немцами специально лучших русских людей изводящими. — Брехт на Ушакова не смотрел, наблюдал, как трясогузка скачет смешно по натоптанной в траве тропинке.
— Так что же и этих в Тару? Да они стреляли в Государыню. В вас стреляли.
— Нет. Этого не в Тару. Этот должен умереть. Андрей Иванович, вы же знаете, что Пётр не казнил сына Алексея, хоть и собирался. И хорошо, что раньше Алексей помер, не получит Великий наш государь приставку сыноубийца. Намёк понятен.
— Кхм. А Анна Иоанновна?
— А пусть Бутурлин повесится. Дайте ему верёвку. И скажите, что не повесится, запытаете до смерти.
— Может и не повеситься. Самоубийцы в ад попадают.
— Да неужто он на Рай надеется?! Нет. Я его там не видел. Шутка. Он в Государыню стрелял, которой присягу приносил. Клятвопреступники тоже в рай не попадают. Ну, в крайнем случае, если упрямиться будет, то помогите немного повеситься. А Её Императорское Величество должно узнать, что повесился супостат. И теперь не надо на кол его сажать. Не надо народ будоражить. Собаке — собачья смерть. И закопать за оградой кладбища без креста.
— Хм.
— Подумайте хорошенько. Я сюда и по другому делу приехал. Собираются ведь царь-колокол здесь вот лить. На двенадцать с половиной тысяч пудов Государыня размахнулась. Небывалое событие. Нашлись наши русские мастера, что взялись за такое небывалое дело. Вот я и приехал посмотреть, а где здесь можно отлить такого гиганта. Нужно же рядом с колокольней. Не просто будет его из земли достать.
— Пойду я Иван Яковлевич, не буду вам мешать. Заодно загляну в камеру к Бутурлину, а то ещё сотворит чего над собой. Как потом Её Императорскому Величеству докладывать, что не уследил? Повесился главный супостат.
Событие семьдесят второе
По дороге назад в Измайлово Иван Яковлевич думал об лейб-гвардии Измайловском полке. Точнее, не о нём самом, а о том, как полк современный превратить в действительно серьёзную боевую силу. Создать что-то наподобие того войска с коим он под Аустерлицем перещёлкам по одному все корпуса Наполеона.
Что нужно? Не так. Что есть? Есть уже штуцера. Они короткоствольные, дорогие и их мало. Но сама идея уже есть и есть производство в Туле, которое по десятку, да даже по пять пусть, в месяц эти винтовки делает. Чтобы полк ими оснастить нужно десяток лет. Нда!
В Измайловском полку, как и в Преображенском, планировалось 4 батальонов. Сначала Иван Яковлевич решил ограничиться тремя, как в лейб-гвардии Семёновском, уж больно огромным выглядел Преображенский полк, в котором было четыре батальона и две отдельные роты: гренадерская и бомбардирская. А так как в каждом батальоне по четыре роты, то в полку целых 16 фузелёрных рот (Фузилёры (фузелёры, фузельеры) (фр. fusiliers — стрелок из ружья) — пехотные солдаты французской армии в XVII веке, вооружённые кремнёвыми ружьями (fusils), по-русски называемыми фузеями, в отличие от мушкетёров, вооружённых мушкетами). (Ах, да. Мушкет имеет больший калибр и длину ствола. Поэтому — тяжелее. Из мушкета стреляют с упора. Это показано в советском фильме про 3 мушкетёров).
Общая численность Преображенского полка сейчас составляет без полутора десятков три с половиной тысячи человек. Бригада целая, а не полк.