Возвращение блудного сына

– «Ты, что, Надь? Да Гаврилыч на меня смотрит, как циклоп на Одиссея! А ты хочешь, чтоб я к нему пошёл на день рождения!? Да он же мечтает, чтобы я не пошёл, и на мне сэкономить! А вот ко мне он пойдёт пожрать и попить нахаляву, хоть и не поздравит, как в прошлый раз. Опять же сэкономит. Он ради халявы и экономии готов растерять остатки своего хилого достоинства!» – ответил тот.

Как Платон и предполагал, день рождения Гудина состоялось втихаря от него.

Через много дней услышав от Надежды рассказ о поведении именинника, Платон невольно поинтересовался:

– «А разве он отмечал свой день рождения?».

– «Да! А тебя тогда не было!» – не моргнув глазом, соврала и проговорилась Надежда, позабыв в своей прежней лжи, и что Платон в то время сам по своей воле никуда не отлучался.

Значит она, по просьбе Гаврилыча, специально меня куда-то отправила, чтобы тому на меня не тратиться, и красивую рожу мою с новыми зубами и длинными, чёрными ресницами за столом напротив себя с завистью не созерцать! – понял Платон.

Но зависть Гудина коснулась и одежды Платона.

Когда новый комендант Борис Васильевич Новиков в коридоре обратился к Гудину с вопросом, почему он сегодня без галстука, тот нарочно громко, чтобы слышал Платон, ответил, пытаясь этим задеть его, но задев всех нормальных мужчин:

– «А галстуки носят только идиоты!».

– «Ведь когда рабочий идёт в галстуке – это же смешно!» – через мгновение уточнил он, вспомнив про себя в галстуке, и поняв, что поначалу погорячился.

Ну, и говнюк, этот Гаврилыч! Просто смерд какой-то!? Говно из него так и прёт! Любые эмоции – наружу! И, в основном, отрицательные! – про себя возмущался Платон.

Порядочный человек отличается от непорядочного тем, что он хотя и может подумать о другом человеке что угодно, но вслух никогда не скажет ничего обидного, оскорбительного и унизительного, тем более не сделает подлости другому! – рассуждал он сам с собою, при этом о чём-то задумавшись и сокрушённо вздыхая.

И тут же несколько мысленно успокоил себя: а ведь не проявлять эмоций при посторонних – это признак лишь представителей высшего, в смысле культуры поведения, сословия!

Лето завершалось, закончились отпуска, увеличилось количество пассажиров в транспорте. Платон возобновил ежедневные поездки с дачи на работу и обратно. Возобновились и его приключения в электричках. В одно утро их произошло сразу три! И как тут не вспомнить о троице?

Моложавая женщина, сидевшая у окна напротив Платона, не выдержала попыток длинноногого пассажира с рюкзаком за спиной расположить большие в кроссовках ступни своих ног вокруг её х-образных ножек, и не удержалась от замечания пенсионеру:

– «Мужчина! Вы мне все ноги оттоптали!».

– «Надо же? А я и не заметил!» – понимая её правоту, поначалу отшутился Платон.

Место у окна в первом отсеке вагона электрички было крайне неудобно из-за ещё большего утолщения гаргрота, проходящего по границе пола и боковой стены вагона.

Многие мужчины обычно ставили одну из своих ног на этот гаргрот, и даже были довольны этой позой, позволявшей их телу несколько отдохнуть.

Но женщины в юбках этого себе позволить не могли.

Платон тоже, но из-за болезненной невозможности долго так держать согнутую в колени ногу. К тому же Платон из-за своих больных рук никогда не снимал рюкзак в электричках.

Ибо затруднённость и болезненность полностью выпрямить руки в локтевом сгибе не давали возможности положить тяжёлый рюкзак на верхнюю полку, особенно, когда все сидячие места были заняты, и ноги их владельцев мешали подойти к полке поближе.

Также ему было бы тяжело и болезненно держать снятый рюкзак на бёдрах и коленях.

Но всё это ведь не объяснишь недогадливым и нечутким молодым эгоистам с излишним самомнением.

И, чтобы лишний раз не мешать пассажирам любого вида общественного транспорта, да и себе не создавать проблем, Платон специально купил для поездок на дачу небольшой спортивно-молодёжный рюкзачок, всегда довольно плотно прилегавший к его спине, и ни при каких загрузках не выступавший за габариты спины своего хозяина.

Поэтому на периодические советы некоторых квази умных и заботливых пассажиров стоявшему рядом с ними в проходе пенсионеру снять рюкзак, писатель отвечал пожилым женщинам:

– «А на чём его держать-то? Ведь руками я держать не могу!».

Молодым же парням ответ был другим: