Возвращение блудного сына

По мнению писателя, обе они сошлись своим интеллектом и культурой, как валенок к валенку.

Вскоре за стеной он услышал возбуждённые женские голоса и громкий, радостный возглас Гудина.

Наверно гостьи поздравляют своих защитников? – решил ими обиженный чужой защитник, возвращаясь из туалета мимо кабинета Надежды Сергеевны.

Поэтому он молча ушёл к себе, а там также молча ушёл в себя.

Платон давно обратил внимание на то, что ничто в жизни так не объединяет, так сплачивает людей, как коллективная, совместная подлость!

До поры до времени сидящая в глубине сознания удобным, тёплым, маленьким комочком, она вдруг неожиданно растёт и проявляется вылетающим из сознания большущим комком, когда кто-то другой, взяв на себя моральную ответственность, первым озвучит какую-то подлую мысль.

И эти комки, вылетевшие из подсознания отдельных людей, объединяются в единый большой ком, даже целую лавину из комков, сметающих на своём пути любое количество порядочных людей.

Сподличавший единожды, сподличает ещё и ещё не один раз. Остановиться в этом процессе трудно. Разве только, если кто-либо вдруг остановится и задумается над своим поведением:

– «Боже мой! А это ведь подло, просто подло!».

И, остановившись на время, внутренне плюнет в свою поганую душу.

И вот тут важно, чтобы рядом оказался человек честный и чуткий, который бы поддержал этот душевный порыв.

Хуже будет, если рядом окажется якобы единомышленник, подводящий базу под новую подлость.

Подлость там, где корысть, где неуважение к людям, где зависть, где имеется попытка, во что бы то ни стало, превознести себя над другими, где есть боязнь потерять что-то, оказаться ниже другого на социальной лестнице, ведущей, в общем-то, в никуда. Или не у того прилавка в ярмарке тщеславий.

И вообще, подлость – это не порок! Это плебейские гены! – окончательно понял Платон.

Намного лучше была ситуация на литературных семинарах, посещаемых Платоном.

В литературной студии «Вешняки» его в очередной раз похвалили за хорошие, задушевные стихи, но опять упрекнули за их незавершённость:

– «Платон Петрович! А над стихами всё же надо работать!».

– «А я над своими стихами никогда не работаю. Я их вообще не пишу, а лишь записываю, когда они ко мне неожиданно в голову лезут. Я вообще к своему писательскому творчеству отношусь, как к заразе. Мои стихи – это всего лишь испражнения моей души!» – пояснил критикам, уходящий Платон.

А вот зима тем временем не уходила.

В субботу 2 марта, после двух недель сухой погоды и выпавшего ночью уже подзабытого снега, снова активизировались лыжники. После раннего утреннего бассейна и позднего утреннего сна около обеда и Платон вышел на лыжню.

Белый снег, свежевыпавший на наст, во многих местах уже обледенелый под ногами пешеходов, сразу преобразил лес и лыжню. Лес стал красив, а лыжня устойчива и быстра. В этот раз не только скорость была приличной, но и совершенно не было отдачи. А лыжня уже была раскатана лыжниками, но ещё не затоптана пешеходами.

Платон сразу это почувствовал и прибавил в скорости. И это почувствовал не только он. Ему было приятно видеть, как все без исключения лыжники наслаждались своей скоростью. Даже старушки-физкультурницы неслись по лыжне с горящими глазами, представлял себя если не Уле Эйнаром Бьёрндаленом, то хотя бы Еленой Вяльбе. И в этот раз Платон показал лучшее время в сезоне, пройдя дистанцию за один час тридцать пять минут.

Но на 7 марта Надежда Сергеевна неожиданно снизошла до подчиненного:

– «Плато-он, ты где? – громко позвала она, ещё не войдя в его помещение – Поди, возьми кусочек торта по случаю восьмого марта».

– «Сейчас» – не стал артачиться Платон, через пару минут зайдя за Надеждой, которая уже сидела с четвертью большого торта, разговаривая с кем-то по телефону.

А в углу Ляпунов как всегда на компьютере помогал Гудину правильно вставить шарики в ячейки.

На общем столе около них Платон увидел довольно большой торт, порезанный на восемь кусков, два из которых уже перекочевали в тарелку начальницы. Подумав, что это хорошо, он взял себе лишь один кусок из причитавшихся каждому по два. Тут же он заметил, как Гудин аж высунулся из-за спины Алексея, следя за Платоном, а не объест ли тот их с Лёшкой.

– Надо же? Какой он всё же дурной и жадный?! По себе о людях судит – подумал Платон, неся к себе в кабинет тарелку со половиной своей доли.

Как только он поставил ту на стол, так кусок торта почему-то развалился надвое.

– Наверно из-за завистливого взгляда Гудина?! – решил внимательный наблюдатель.

Длительное затишье в отношениях между стариками в ООО «Де-ка» опять неожиданно нарушилось демаршем Гудина.