Возвращение 'Чайки'

Черняк хотел что-то ответить, но не мог и закрыл слипающиеся глаза. Когда он открыл их, помещение тонуло в колеблющемся тумане. Дверь хлопнула, шум этот заставил его вздрогнуть; он сделал усилие, повернулся и увидел взволнованное, сияющее лицо, оставившее в нем впечатление мгновенного эффекта воображения. Глаза девушки, лучистые, удивленные при виде его, беспокоили Черняка еще, пожалуй, в течение десяти секунд, затем он мгновенно потерял слабый остаток сил и уснул, склонив на стол голову. Впрочем, это не было еще окончательной потерей сознания, так как он слышал возбужденный, невнятный гул и испытывал нечто похожее на потерю веса. Это Шмыгун и Строп несли его на кровать...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Катя, он будет жить с нами, я встретил его на улице.

- Мне все равно. - Девушка подпрыгивала и вертелась, хватая брата за плечи и голову, как будто хотела раздавить их в избытке радости. - Шмыгун, она пришла, на рейде, и выгружается завтра!

- Как?! - побледнев от неожиданности и смутной тревоги, что не так понял сестру, сказал Шмыгун. - Катя, в чем дело?

- "Чайка" здесь! Можешь не верить. Завтра увидишь сам. Я ущипну тебя, Шмыгун, за шею!..

Контрабандист посмотрел на девушку особенно крепким взглядом, отер ладонью вспотевший лоб, взглянул на вытаращенные глаза Стропа, на спящего Черняка и опять на девушку. Потом начал краснеть. Кровь приливала к его лицу медленно, как будто соображая, - не подождать ли.

- Как хорошо! - вдруг крикнул Строп, и снова лицо его стало вялым, только внутри глаз, на самом горизонте зрачков, засветились ровные огоньки.

- Шмыгун, я ходила к Ядрову, старик болен. Сын его говорил со мной, пожал плечами, заявил, что ровнешенько ничего не знает, - когда придет "Чайка", и начал за мной ухаживать. Я отбрила его в лучшем виде. Потом была в гавани, у "Четырех ветров", но и с той шхуны не было ничего сказано. Я подходила к дому, и так мне хотелось плакать - все нет, все нет, - что топнула ногой, потому что слез не было. Встретила человека - он у тебя бывал - не помню его имени. "Хорошее дельце мы обработаем с вашим братцем", говорит он. Я промолчала. "Уже", - говорит он. "Что - уже?" - закричала я так сердито, что он отступил. Ну... вот как! Он рассказал мне, что корабль тут, и я пустилась бегом. Чудесно!

- Я иду, - тихо сказал Шмыгун, дрожа от безмерной радости, наполнявшей все его тело звонкими ударами сердца. - Идем, Катя, и ты, Строп, я хочу видеть собственными глазами. Невероятный день. Ты помнишь, сестра, сколько раз пришлось тебе сбегать в гавань, спрашивая на всех палубах, не видал ли кто белой шхуны с белой оснасткой, белой от головы до ног?!. Возможно, что действительно все кончено. Трудно поверить, я верю и в то же время не верю.

- Верь!

Девушка подошла к кровати, на которой лежал Черняк, и некоторое время рассматривала его, поджав нижнюю губку.

- Откуда ты взял его? - спросила она у Шмыгуна, все еще бессознательно улыбаясь торжественной и драгоценной для всех новости. - Он совсем молод; ты будешь учить его?

- Учить? - рассеянно спросил Шмыгун. - Чему? Просто он мне понравился, и - ты знаешь - я не люблю расспросов.

II

Когда Черняк проснулся, был день. Он сидел на кровати, протирая глаза, слегка смущенный чувством полной неопределенности положения. Но это прошло тотчас же, как только он услышал яростный удар кулака по столу и увидел, что в комнате никого нет, за исключением Шмыгуна.

Лицо его трудно было узнать - даже не бледное, а какого-то особенного, серого цвета свинцовых грозовых туч, оно показалось Черняку в первый момент отталкивающим и враждебным. Заметив, что Черняк встал, Шмыгун, молча, уставился в лицо гостя порозовевшими от крови глазами.

- Я, может быть, разбудил вас, - заговорил он. - Но я в этом не виноват, потому что у меня горе. Видели вы меня вчера таким? Нет!

- Расскажите и успокойтесь, - проговорил Черняк, - потому что горе, в виде одного слова, - пустой звук. Что случилось?

Явное желание заговорить обо всем, что пришлось ему вынести, выражалось в лице Шмыгуна, но он колебался. Впрочем, решив, что все равно - дело погибло, - мысленно махнул рукой и сказал: