Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Я ловил себя на том, что боялся приблизиться к своей бывшей жене, поцеловать, как принято при встрече. Физически боялся, я чувствовал рок, исходящий от изможденной фигуры, сидящей в кресле. По дороге Даня предупреждал меня о ее состоянии, но то, что я видел, меня потрясло. Накапливая злую силу в прошлые мои приезды, болезнь решила полностью заявить о себе в этот приезд. Стыдясь и укоряя себя, я переломил малодушие, наклонился и приблизился губами к дряблой морозной ее щеке. Бессильно склоненная на бок голова дрогнула, чуть изменила положение, веки приоткрылись. Гримаса улыбки немного проявила прежние знакомые черты…

Плохо скрывая облегчение, я ушел в «свою» комнату. Надо разложить вещи, принять с дороги душ и как-то подготовить себя к обстоятельствам. Самое удивительное, что потрясение первых минут начинало сглаживаться. Реальный, только что увиденный образ очень больного человека уже заслонял привычный облик бывшей жены. Это предательство памяти порой оказывает неоценимую услугу. Не без досады подумал о том, что дочь Ириша, не дождавшись меня, вернулась в Калифорнию не только из-за работы… Еще я думал о том, что от предстоящих тягот должна отвлечь работа. Поэтому не мешает поздороваться с секретером, на котором дожидалась пишущая машинка «Любава». Ободренный этой мыслью, я привел себя в порядок и вышел в гостиную, из которой уже слышался хрипатый голос Евгеши, моей бывшей тещи…

Разместились у выдвинутого обеденного стола. Даня с матерью по обе стороны, я в торце стола, инвалидное кресло приставили с противоположного торца. Табурет для хоматейки подставили рядом с креслом. «Ты видишь, как она выглядит, – привычно затянула Евгеша, обращаясь ко мне. – А я ей говорила…» – «Что ты ей говорила, мама? – прервал Даня мать. – Ее что, просквозило?! У нее серьезная болезнь». – «Все равно, надо было как-то… – не сдавалась теща и, без паузы: – Ну, как живешь Илюша, не женился?» – «М-м-ма-а-ма», – разлепила губы Лена. «Об этом мы с вами позже поговорим», – произнес я, поглядывая, как хоматейка раскладывает по тарелкам картошку с кусками мяса…

Теща перехватила мой взгляд и пояснила, что за Леной присматривают две женщины. Эта полька Мария – днем, а в ночь придет Адель, эмигрантка из Гвинеи, черная стерва, ни слова не понимает по-русски. Она уже звонила в управление по социалу, жаловалась. Обещали прислать женщину из Белоруссии… Вот памперсы и воду они присылают вагонами, а нормальных хоматеек у этой «амерички» не дождешься…

«Между прочим, лечение Паркинсона стоило сотни тысяч долларов, – не удержался Даня. – А твою дочь “америчка” лечит бесплатно». – «Ну и что?! – резво ответила теща. – Они должны!» – «Все тебе должны, – злился Даня, – устроила в синагоге скандал из-за пачки мацы». – «И правильно сделала! – отрезала теща. – Тут же принесли эту мацу. И две бутылки Манишевича впридачу…»

Я подумал, что с прошлого моего приезда Евгеша стала в два раза толще и на своих кривых ногах выглядит как тумба, поставленная на треножник.

Даня благоразумно промолчал. Поднял бутылку дешевого синагогального вина и, разлив по бокалам, предложил тост за приезд… Хоматейка стояла в нерешительности… «Это вино ей можно, – кивнул Даня. – Манишевич даже кошки пьют как воду».

Хоматейка поднесла к бесцветным губам Лены край бокала…

А какие эти губы были нежные, живые, красивые когда-то. Какие замечательные слова произносили, смеялись громким, открытым смехом, радуясь любому подходящему поводу… Еще я заметил, что у нее нет тремора, характерного дрожания рук. «Пока нет, – ответил Даня на мой шепот. – Не все же ей, бедняжке».

Лена уловила наш с Даней «конфиденциал» и что-то пыталась произнести. «К-к-как т-твои глаза?» – наконец вопросила она еле слышно. – «Спасибо. Пока видят», – бодро ответил я и улыбнулся. – «А к-как н-н-новый роман? – продолжали шелестеть звуки от торца стола. – Т-т-ты встретишься с С-сэмом?» – «Созвонюсь, посмотрим», – ответил я. «Т-т-тогда в-выпьем за роман», – Лена пригубила еще чуть-чуть вина из рук хоматейки…

* * *