Возвращение долга. Страницы воспоминаний

Правительственный санаторий размещался в бывшей даче Сталина. Угрюмые комнаты в помпезном убранстве отделялись дверьми с хрустальными цветными витражами. Аляповатые люстры, неуклюжая кожаная мебель… Парк, старый, густой, тихий, до сих пор прятал в своей чащобе пикеты, где некогда хоронились от непогоды и шпионов верные абреки из личной охраны вождя народов. Специальная часть постоянно дислоцировалась в этих местах, о чем свидетельствует многочисленная поросль, смуглая и черноволосая. Сам же хозяин дачи заглядывал в свои угодья раза два за все свое царствование. Тем не менее наследники его экономки носят такие же отметины – рысьи красноватые глаза и ржавую шевелюру. Крепкие гены! Помню, в 1958 году, в первый месяц своей супружеской жизни, мы с Леной, будучи в Москве, посетили Мавзолей Ленина – Сталина. Рядом с лобастым Ильичом лежал рыжий щербатый заморыш, выпростав скрюченные кисти рук. Меня поразила кожа его лица, покрытая рябью следов оспы. И это называлось когда-то Сталин?!

* * *

…Пьесу я прочел. Гончаров, его жена и Витя Дубровский внимали с интересом и даже высказали соображение, как ее ставить и кто будет играть основные роли – Доронина, Джигарханян, Лазарев, Немоляева. Сердце мое сладко ныло. Потом я узнал, что к тому времени уже было принято решение поставить крепкую «производственную» пьесу Игнатия Дворецкого… Правда, вознаграждение за труд я получил, чем и оплатил ремонт злосчастного «москвича».

Отремонтировал и продал. Расплатился с долгами, влез в новые… и зажил дальше. Прав был покойный Михаил Леонидович Слонимский: жизнь – синусоида.

* * *

Неудачи распаляют азарт. Я уже вкусил удачу, к тому же появилась уверенность в себе.

Возникшая идея полистать архивы Городского суда показалась заманчивой. Неделю я занимался однообразным времяпровождением в казенном здании на Фонтанке, пока не наткнулся на два дела: о хищении в особо крупных размерах в службе материально-технического обеспечения Балтийского пароходства и о непреднамеренном убийстве, в котором сознался преступник, находясь вне всякого подозрения. Первый сюжет осел в моей памяти и лег в основу романа «Утреннее шоссе», второй – послужил стержнем повести «Детский сад». Повесть, после публикации в журнале «Молодая гвардия», вышла полумиллионным тиражом в альманахе «Подвиг», который редактировал Олег Попцов.

Коренастый, плечистый, резкий, с длинным утиным носом, который как бы сопровождали круглые острые глаза, Попцов обладал болезненным честолюбием, что являлось двигателем многих его поступков. Сам одаренный писатель, автор нескольких романов, Попцов близко к сердцу принимал причудливые повороты нашей жизни и, оказавшись большим телевизионным начальником, старался сохранить свои принципы, что все чаще и чаще шли вразрез с мечущейся политикой «новых» демократов. Попцова убрали. Иной раз, сидя у телевизора, я вспоминал наш с Олегом горячий треп на кухне его скромной квартиры, в раскрытое окно которой вваливался вечерний гомон зоопарка, чьи вольеры почти примыкали к дому, в котором жил Попцов со своей женой-художницей Инной, дочерью и по-московски хлебосольной тещей…

История трагического наезда мотоциклиста на случайную прохожую, ночью, без свидетелей, заинтересовала «Ленфильм». Режиссер Виктор Соколов уговорил меня взяться за сценарий по моей повести «Детский сад». О договоре меня уверяли не беспокоиться, дело верное, так как повесть – почти уже готовый сценарий. Я поверил дружному уговору режиссера и сценарного отдела Творческого объединения, отправился в Комарово, сел за работу. И выполнил ее прилежно – сценарий прошел все студийные инстанции. Но на этом все и кончилось: режиссер увлекся другой идеей – явление в кино частое. О деньгах на студии помалкивали – договора-то у меня не было, – а потом и вовсе умолкли, жулье неподсудное.

Все это не улучшало настроения.

* * *

День как день, обычный день поздней осени. Тощие ветви с одинокими, словно медали у солдата, золотыми листочками нависали над узорной решеткой Михайловского сада.

Я шел от Якова Гордина, на квартире которого у Марсова поля целитель-иглоукалыватель проводил сеанс своей хитрой терапии. Он взялся избавить Якова от хронического кашля, я же навязался со своим колотьем в сердце. Так мы и лежали с Яковом на разных диванах в одной из комнат легендарной квартиры, знавшей не одно славное литературное имя благодаря Яшиному тестю – Леониду Николаевичу Рахманову.