Возвращение домой

– Как зачем? Свожу ребёнка в Луна-Парк. Представляешь, она, умница, в этом году уже в школу пойдёт, а ничего, кроме детского сада и двора у дома не видела.

– Мы договаривались, что она будет жить с твоей матерью, а сам привозишь её, когда вздумается; а я с маленьким сыном, между прочим, твоим сыном тоже; а ты завтра на работу уйдёшь, и что мне с нею делать? И где ты деньги на аттракционы возьмёшь? От родного сына оторвёшь, пойдёшь проматывать на каруселях?

– Деньги на работе займу, попрошу отгул на вторник, а с Евой ничего не надо делать – телевизор посмотрит, на улице поиграет. Живём-то на первом этаже – приглядывай из окна, и хватит.

– Ну да, мне ведь больше делать нечего, только и осталось, что у окна весь день стоять. А деньги ты уже назанимал. Долги раздашь, на что жить будем? Господи, за что мне всё это?!

– Прекрати истерику! Проживём, не в первый раз без копейки остаёмся. Ева мне такой же ребёнок. Ты надеялась, что моя дочь вообще никогда у нас появляться не будет, да? А если мать умрёт, как ты думаешь, где и на что будет жить Ева?

– Вот, у Ивановых, Люда сказала Алексею отдать сына от первого брака в детдом, и он, как миленький, отдал. И ничего, всё у них хорошо, дочь воспитывают.

– Моя Ева в детском доме не будет! Я лучше с тобой раз…

Заплакал, проснувшийся от криков, малыш. Оба побежали к кроватке.

Ева вжалась в самый тёмный угол прихожей. Опять при ней говорили о ней! Пока папа и мачеха ругались, Ева мечтала исчезнуть. Пыф… и нет её. Накрыла тоска по родному дому, старенькой маме-бабушке, классикам на асфальте у подъезда. Девочка ещё не знала, как называется это чувство, просто представилось, что по голове и лицу провели заскорузлой пыльной тряпкой.

Папа затащил упирающуюся дочку в комнату.

– Не бери в голову, солнышко. Она хорошая, просто устала, потому что маленький не даёт спать. Пойдём, я покормлю тебя.

У Евы онемело под подбородком, стало тяжело дышать. С трудом удалось сказать:

– Е-есть не хочу… домой хочу… не надо парк… не надо озеро… домой… – наконец, то, что застряло в горле надорвалось, выплеснулось из глаз, полилось солёными ручьями по лицу, намочило цветочки на платье.

Папа просил прощения, обнимал, обещал, что всё наладится. Расписывал чудеса Луна-Парка. Ева, вдоволь наплакавшись, уснула. Она спала так крепко, что не слышала разговора взрослых, надрывного рёва маленького брата. Проснулась утром, когда папа уже ушёл на работу.

Мачеха разговаривала с Евой, как с маленькой дурочкой – это раздражало. Девочка стойко ела манную кашу с комками, стараясь не смотреть в холодные глаза суетящейся на кухне женщины. Обе понимали, что нужно только день простоять, да ночь продержаться.

Малыш, накричавшись за ночь, почти весь день спал, просыпаясь, чтобы поесть и похныкать. Ева осторожно потрогала маленький, крепко сжатый кулачок.

– Не трогай, а то сломаешь ему что-нибудь! – мачеха подскочила к кроватке, – Иди, телевизор посмотри. Новый музыкальный фильм про Красную Шапочку скоро начнётся, только звук потише сделай, или на улице погуляй, но далеко не уходи – мне тебя искать некогда.

– А у вас какие книги есть? – спросила Ева, рассудив, что смотреть телевизор с убавленным звуком или играть в чужом дворе не очень-то хочется.

Мачеха задумалась, посмотрела на пятилетнюю Еву и дала ей несколько журналов «Вокруг света»:

– Вот, полистай. Там и картинки есть, и почитать можно. Что-нибудь, да поймёшь.

Какой скучный день! Поужинав с вернувшимся с работы папой, Ева сразу же ушла спать. Укрывшись одеялом с головой, загибала пальцы – подсчитывала часы, оставшиеся до утра, до встречи с чудесным парком – получилось много… Малыш плакал. Раз-овечка, два-овечка… Кудрявые овечки одна за другой перепрыгивали через заборчик. На двадцатой уставшая Ева провалилась в тёмную пустоту.

***

Луна-Парк навалился яркими красками и разноголосьем, восхитив и напугав одновременно. Попытка папы нести дочку на плечах чуть не закончилась падением обоих. Ева не смогла удержаться, не знала за что схватиться – волосы на отцовской голове короткие, уши маленькие, да и сама Ева уже не малышка, всё-таки пять лет. Решили просто идти рядом. Она крепко держалась за руку отца и, конечно же, верила в его надёжность, но все-таки боялась остаться одна в этом ужасно-прекрасном ином мире.

Выстояв в очередях, накатались на Ромашке-вертушке, на Драконе, ездившем по кругу. Папа смеялся, как ребёнок, крутя руль маленькой красной машины без колёс, и мягко врезался в другую такую же, но синюю машину с улыбающимися дяденькой и мальчиком.  В комнате смеха, в пыльных волнистых зеркалах Ева видела чужую кривую фигуру, и.. было не смешно. В комнату страха идти отказалась. Во дворе один мальчик рассказывал, что он знал другого мальчика, который вошёл в эту комнату и не вышел оттуда – его съел скелет! На карусель с лебедями Ева шла, сжав зубы – весь мир крутился, звенел, кричал, толкался.  Она устала, хотела в туалет, пить, есть, а потом лечь и уснуть… дома, там, где мама-бабушка в фартуке, где пахнет вареньем, и на блюдце остывает ба̀рбице.