Возвращение домой

Цветы распустились к ночи, издавали теперь приятный, очень тонкий аромат, его не перебивал даже отвратительный запах сырых шерстяных одеял… А на этот аромат слетались какие-то насекомые. Ночные насекомые. Большие, маленькие, бесчисленное множество мотыльков. Они пугались света костра, его жара, мета-лись, забыв о цветах, улетали в дырки между листьями, прилетали новые — и всё повторялось заново. Скучно!

Джейк поднялся, походил, чтобы размяться, прогнать сонное оцепенение. По-смотрел на часы. Ещё почти час! Подошёл к костру, подложил несколько веток, специально выбрал потолще, чтоб огонь горел веселей. Вернулся на своё место, сел, дёрнул несколько раз плечом, чтобы автомат спустился ниже, как раз под руку, скорее по привычке, проверил предохранитель. И опять посмотрел, сколько време-ни прошло. Три минуты всего! Всего — три! И не удержался от вздоха!

Вздохнул и прикрыл глаза. И тут уловил мозгом, нутром, — так, как он всегда это умел — чьи-то мысли, ясные живые мысли бодрствующего человека. И только по-том — взгляд на себе, скрытный, осторожный, украдкой. Медленно, ненарочно, словно скучая от безделья, повернул голову и упёрся глазами в глаза Дюпрейна. Тот даже не успел затаиться, притвориться спящим, понял, что попался, и не удержался от виноватой улыбки и оправдывающихся слов:

— Не спится, вот, что-то…

Джейк не ответил, только кивнул головой: "Понимаю!" и отвернулся, уставился в огонь. Дюпрейн вызывал у него какие-то странные, необъяснимые чувства. Словно смотришь на человека, видишь его и принимаешь таким, какой он есть и в то же время ясно понимаешь, что он совсем другой, что ему известно что-то такое, о чём ты даже не догадываешься. Странное чувство! И ещё ощущение, что Дюпрейн про каждого из них что-то знает, такое, чего самим им никогда не узнать и не понять. Да и пытаться не стоит!

Может, поэтому Джейк и старался сохранять с капитаном только деловые отно-шения, отношения приказа и подчинения. И даже "прочитать" его мысли не пытал-ся, не хотел, чувствовал какой-то необъяснимый тайный страх, страх узнать что-то такое, чего знать не положено ни ему, ни другим ребятам, на что он не имеет права. Пусть Дюпрейн хранит свою тайну, он имеет на это право как всякий живой чело-век; у каждого должны быть свои тайны, то, что для другого табу, во что нельзя лезть ни в коем случае, какими бы телепатическими способностями ты ни обладал. Да и самому так легче… Не пробовать, чтобы не мучиться угрызениями совести потом.

Но Дюпрейн заговорил первым, да ещё таким голосом, словно с нетерпением ждал момента, удобного случая:

— Слушай, Тайлер, у меня к тебе один вопрос… Не вопрос командира к подчинен-ному, а так, по знакомству… по-человечески… Ты ведь солгал мне тогда, да?

Джейк снова посмотрел на Дюпрейна, тот уже сидел на своей лежанке из папо-ротника, смотрел так, точно от ответа на этот вопрос зависела его жизнь.

— По знакомству, значит? — переспросил Джейк с ее заметной тенью улыбки в гла-зах, недоверчивой, подозрительной улыбки. — А зачем вам это, господин капитан?

— Я по опыту, нутром понял, ты врал сегодня утром, — заговорил Дюпрейн с таким увлечением, что даже сам себе мысленно удивился, будто это и вправду было так ему важно. — Я смотрю на тебя, честный ты, искренний парень, не умеешь ты в глаза врать… Вот и думаю теперь весь день: ошибся ли я в тебе? И в чём именно?.. Я же вижу: здесь от Алмаара ветер дует! Опасный он парень! За ним глаз да глаз ну-жен… А ты выгораживал его, так?.. Мне не всё равно, конечно, что вы там, в лесу, среди ночи делали… Ясное дело, не гуляли! Ну, вот, ты!.. Насчёт Алмаара я ещё могу понять, он, точно, сбежать хотел, я это сразу понял… Но ты-то?! Что ты с ним общего можешь иметь? Вы же даже из разных бригад!..Или тоже рванул?.. На тебя это не похоже!.. Что тогда? Или я, чёрт возьми, старею? Не справляюсь со своими обязанностями? Я же не ожидал от тебя такого!.. От тебя — меньше всего!.. Или ты меня обвёл? Вокруг пальца обвёл?!.. Профессионал! Нечего сказать!..

Джейк немного помолчал. Он не очень понимал, чего хочет от него капитан, чего ему надо. Ладно — у него бессонница, ему делать нечего, голова чем-то там занята… К чему этот нелепый разговор? Тут любому ясно, что Джейк утром врал, что выго-раживал Алмаара, и капитан это знает как никто другой. Зачем тогда про это гово-рить? Чтобы Джейк сам признался: да, я врал? Но что это меняет? Кому это важно?

— Я почти не знаком с Алмааром, господин капитан, — Джейк заговорил о том, что ему было понятно, придерживаясь официального, сухого тона. — Так только… — он неуверенно пожал плечами, опять отвернулся.