Возвращение домой (ЛП)

— Давайте подойдем вместе по дорожке к ступеням парадного входа. Диакон Говард Шеннон постучит в дверь, а дальше буду действовать я. Помните, максимум пять минут.

Мы спустились по дорожке и встали вместе у подножья лестницы. Диакон Говард постучал и диакон Ханс подошел к двери, сопровождаемый митрополитом.

— Входите, — сказал митрополит Филипп, жестом приглашая нас внутрь.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, но вы заняты, а все, что мы хотим — это сообщить Вам о нашем решении и попросить Вашего…

— Я сказал, входите, — прервал он, может быть, немного взволнованно. — Ханс, ведите их сюда. Проходите, проходите.

Митрополит направился в банкетный зал в задней части дома и мы вынуждены были проследовать за ним. Я взглянул вперед — и не мог поверить своим глазам. Столы были расставлены в форме буквы «П», перекладина которой находилась в передней части комнаты, а палочки шли вдоль стен. Они были покрыты скатертью и уставлены фарфором, серебром, хрусталем и бесчисленными подносами со всевозможными видами восточных кондитерских изделий. Слезы навернулись мне на глаза, когда митрополит жестом предложил нам выбрать места и сесть. Сам митрополит Филипп остался стоять на своем месте в центре.

— Братья, — сказал он, широко улыбаясь. — Добро пожаловать домой!

Кнопка моего счастья, наконец, оказалась нажатой! После благословения каждый приступил к кофе, сладостям и разговору. Но чего–то все же недоставало. Ощущение было такое, что хотелось выбежать на улицу, чтобы танцевать и праздновать. Но люди, которым за тридцать, в воротничках духовных лиц, не танцуют друг с другом (по крайней мере, в православной Церкви). Может быть, нам стоило петь, нанять духовой оркестр или «короновать короля»?

— В чем дело, епископ Питер? — спросил митрополит.

Я сидел прямо через стол напротив него и переполнявшие меня чувства, очевидно, отражались на моем лице.

— Я настолько взволнован, я хочу как–то отпраздновать это событие. Все, что вы сделали, просто чудесно. Но должны же и мы сделать что–то такое, что даст выход этому чувству…

— Ханс, — позвал он, делая диакону знак подойти к столу. — Принесите сигары!

Весь зал взорвался от хохота. Это было именно то, что требовалось в данный момент. Диакон Ханс вернулся в комнату с двумя ящиками огромных импортных сигар. Люди, которые никогда не курили, взяли по одной и зажгли. Это было подобно вскрытию огромного выпускного клапана. Минуту или около того спустя Кэти вошла в зал с новым кофейником.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказала она. — Это выглядит как притон для курения опиума.

Мы снова расхохотались. Мы как будто забыли о своем сане на несколько драгоценных моментов и наслаждались каждой минутой этого состояния.

После того как эмоции смягчились за кофе и десертом, отец Гордон Уолкер задал вопрос:

— Ваше Высокопреосвященство, — начал он. — Многие из нас происходят из среды, которая была очень произраильской. Теперь мы входим в Церковь, которая была принесена в Америку арабскими христианами. Воспользуйтесь минутой, пока эти развращенные люди докуривают свои сигары (у него тоже была в руках сигара, а он их ненавидит) и расскажите нам, какова ваша точка зрения на воссоединение израильской нации.

Можно горько сожалеть о том, что ответ митрополита не был записан на магнитофон. В течение тридцати минут, начав с Авраама в Ветхом Завете, митрополит Филипп дал нам самое волнующее изложение библейского рассказа об израильской и арабской нациях, которое я когда–либо слышал. Он тщательно объяснил разницу между сионизмом, для которого характерны национализм и апартеид, и иудаизмом как уважаемой верой. Я не могу представить евангелического христианина, который не встал бы в очередь и не заплатил за вход, чтобы услышать эту речь. Я ушел с еще большим желанием мира и справедливости на Ближнем Востоке — как для Израиля, так и для палестинцев — чем имел до этого.

— Господь да будет со всеми вами, — сказал митрополит, закончив свой ответ, — и, пожалуйста, передайте мою любовь всем вашим прихожанам. Давайте, используем предстоящий год для того, чтобы лучше узнать друг друга. Будем рассчитывать не позднее следующего лета или, самое позднее, осени начать миропомазание и рукоположение для введения вас в Церковь.

Есть песнопение, которое православные христиане поют на свадьбах, годовщинах и особенно на архиепископских служениях Божественной литургии. Мы выучили это песнопение много лет назад и оно уже стало частью нашей традиции. Когда мы встали, чтобы выйти из–за стола, то, не сговариваясь, повернулись к нашему старшему другу и запели в один голос: «Многая лет, многая лета, многая, многая, многая лета!» Мы пели во весь голос. Все помещение растворилось в слезах и объятиях. Никогда в жизни я не вкладывал столько значения в слова песнопения!

По дороге к выходу о. Джо Аллен, прибывший во время празднования, взял меня за руку и отвел в сторону.