Возвращение джинна. Последний джинн. Джинн из прошлого

– Теперь я хочу задать тебе несколько вопросов, не возражаешь?

– Задавай.

– Я давал тебе материал по ВП, по экзотам, всяким там «свистам» и по разборкам в Системе и на Полюсе, из-за которых вся контора стоит теперь «на ушах». Вопрос первый: что такое ВП?

Лилия сделала гримаску, собираясь ответить, но Игнат остановил ее жестом.

– А вообще начать надо с другого. Кроме Великой Пустоты астрономы открыли еще несколько необычных объектов, среди которых есть и Вторая Великая Китайская Стена и Великий Океан. Как ты думаешь, все эти экзоты могут быть результатом деятельности негуманоидного УММа?

– Конечно, могут, – ответила девушка, не задумываясь. – Хотя существуют и другие объяснения названным тобой феноменам.

Игнат откинулся на спинку кресла, и оно тотчас же принялось делать ему массаж спины. Это отвлекало, и он мысленно «цыкнул» на услужливую технику: отставить!

– Все время забываю, что ты в курсе всех астрономических открытий. Ну и чем, по-твоему, являются экзоты?

– Надеюсь, ты не будешь возражать, что одной из основных характеристик нашего местного домена, который мы называем Метавселенной, является протяженность?

– Не буду.

– Телескопы видят границу нашего домена на удалении в четырнадцать миллиардов светолет. Но поскольку те виды разумников, которых мы знаем, от протеев до гиперптеридов, так или иначе являются нашими предками, то при рождении Мультиверса могла сформироваться такая вот слоистая конфигурация физического континуума.

Перед Игнатом соткалась из света вуаль объемного изображения, представляющего объект, похожий на кочан капусты.

В каждом «капустном листочке» зажглись цифры от 1 до 6 и стрелочка с надписью «Разумогенез».

– Это всего лишь очень простая схема эволюции жизни, – сказала Лилия. – Сначала разум возник в самом раннем «пузыре» раздувшейся Метавселенной. Дед назвал его представителей протеями.

– Во втором слое родились Черви Угаага, потом иксоиды, гиперптериды, в пятом – мы, люди. А в шестом?

– Ангелоиды, естественно.

– Которые еще только должны появиться через семь тысяч лет.

– Ты сомневаешься?

– В чем?

– Что мы являемся носителями ангелоидного «ума за разумом»?

– Я хорошо помню сообщение твоего деда, что объект Криптоид, который взорвала команда Ульриха Хорста, всего лишь ускорил рождение человеческого УММа. Но зачем негуманскому УММу, если он появился раньше нашего, так себя вести? Зачем ему нейтрализовать нашу систему защиты? Сама же сказала, что УММ по крайней мере должен быть умным.

– Во-первых, логика и мораль негуман очень сильно отличается от человеческих. Это я тебе говорю как специалист. Они по-другому видят мир и по-другому реагируют на его вызовы. Если человек – существо общественное, а как система разума базируется на социальных связях, то негуманоиды сплошь индивидуалы, что сказывается на их поведении и на отношении к другим разумникам. Во-вторых, если мы не спрашиваем у муравьев, делать ли дорогу через их муравьиную кучу, то и те же гиперптериды вряд ли спросят у встретившихся на пути людей, задевают они их зоны интересов или нет. А уж УММ тем более не спросит, мешает он кому-то или нет. Мы, существа разумные, принципиально не сможем понять, чем руководствуются умманоиды. Не дано. Стадия УММ действительно являет собой переход разума в более высокое качество, которое мы никогда не сможем оценить в силу обычной трансферабельности.

– Что такое трансферабельность?

– Если говорить про эволюционную открытость…

– Не надо, объясни попроще.

– Трансферабельность в общем означает, что некоторая низкоэнтропийная форма жизни не только может использоваться как база на следующем витке эволюции, но может использоваться разными способами. Благодаря трансферабельности во Вселенной реализовалось, к примеру, не два-три химических соединения, а миллиарды. То же самое можно сказать и о жизни, и о разуме. Вот почему в нашем метагалактическом домене могли развиваться УММ разного вида.

– Понял. Ты отличный лектор! – похвалил Игнат собеседницу.

– Не издевайся, – махнула она рукой.

– Честно. Жаль только, что мы такие тупые по сравнению с УММом, если не можем принципиально представить, что его волнует и чем он занимается.

Лилия показала свою вспышку-улыбку.

– Это закон жизни. Возможности разума в познании природы вообще объективно ограничены, поэтому и появится УММ, которому будут подвластны высшие горизонты познания иных структур материи. Как те же муравьи и обезьяны не могут представить наши устремления, мечты и цели, так и мы вряд ли когда-нибудь представим процессы внутри УММа. Разве что, когда сами станем умманоидами.

Игнат рассмеялся.

– Неплохая перспектива. Дожить бы до этого, а? Хорошо, я все понял, и мне эта тема очень интересна. Поговорим еще о ней. Теперь возвращаемся к нашим баранам, как сказано у классика. Что такое ВП в свете твоих теоретических концепций?

– Да что угодно, – простодушно пожала плечами Лилия. – Это может быть область пространства, где начался новый фазовый переход. Именно так – с ударного инфляционного расширения родилась наша Метавселенная.