Возвращение эпохи драконов

Элла встала и подошла поближе. Наклонившись над девушкой, женщина дотронулась до ее плеча:

— Эй, ты как?

— Не двигается. Умерла, наверное… — предположил старик, усаживаясь на голую деревянную кровать.

— Сам ты умер! Зачем бы нам в камеру приносили мертвица? — вопросом на вопрос ответила Элла. — Бедная, ее, наверное, пытали… Вот изверги! Совсем ребенок, что она могла им такого сделать?

Элла убрала волосы с лица девушки и попыталась ее усадить. Та выдохнула, издав протяжный стон. Ресницы задрожали, но веки не открылись. Уж больно тяжелыми оказались для девушки сейчас собственные ресницы. Только слезинка просочилась сквозь щель ресниц и скатилась по щеке, оставив на покрытом пылью лице чистую полоску.

— Ха, живая, — услышав звук, произнес старик и подошел ближе. — Может, на кровать положим?

— Пусть сначала в себя придет, а то будет два дня валяться. Или ты свою доску хочешь уступить? Я лично нет! — проговорила женщина и внимательно посмотрела на старика.

Золт ничего не ответил. Он взглянул на сидячую, думая, очнется она или нет, и побрел к своей кровати. Девушка осталась сидеть у дверей камеры. Пробегали минуты, уходили часы, но ничего не менялось. Старик так же лежал на кровати, девушка сидела на полу, а Элла наблюдала за воротами, возле которых народу становилось все меньше.

Солнце поднялось высоко, время близилось к двенадцати. Все спешили на Большую площадь, где должны были повесить убийцу правителя. Моносл правил уже около ста сорока лет, соблюдая все законы династии Белолисов. Хотя сам он был двоюродным потомком этого рода и на трон мог претендовать только в случае отсутствия чистокровных наследников. Это и произошло сорок два года назад, когда еще юношей Моносл приехал в Шандорс для подтверждения своего титула двоюродного потомка Белолисов. Тогда же молодой правитель Рунокий бесследно исчез. Что случилось в тот год, уже никто и не вспомнит. Все рассказывали истории, которые являлись достоверными лишь на один процент. Простолюдинам этого не нужно знать, а высшие круги предпочли забыть, беспокоясь о своем состоянии и жизни.

Прямых потомков Белолисов никто и никогда больше не видел. Кто говорил о сумасшествии, кто о внезапной кончине, кто о дальнем походе, из которого не вернулся настоящий правитель. Слухов ходило много, но они быстро стихли, а на троне уже сидел Монолс. Новый правитель внушал всем страх. Никто не мог объяснить, почему, у каждого на это были свои причины. В народе рассказывали разные жуткие истории о грозном Монолсе. О том, как по его приказу вырезали всю семью, потому что та не захотела платить налоги. Или как правитель велел скормить собакам младенца за то, что его отец недоброжелательно высказался о Монолсе. Но правда это или нет, никто не мог подтвердить. Тем не менее, за сто сорок лет Монолс заручился мощной поддержкой в лице верных солдат, готовых умереть за него. За эти годы армия расширялась, огромное количество рекрутов собиралось по всему государству на службу. Половина отправлялась на побережье Круглого моря, другая распределялась между городами, но большая часть всегда оставалась в столице. Лучше всего охранялся дворец правителя, затем уделялось внимание дому Совета, а дальше шли жилые сооружения богатых и знатных особ.

На каждой улице, большой или маленькой, всегда дежурили солдаты, поэтому их можно было встретить на каждом шагу. Они ходили по городу небольшими отрядами по шесть-десять человек. Их всегда было много, но такого количества солдат, которые сейчас оцепили площадь, никто еще не видел. Казалось, целая армия собралась, чтобы следить за порядком во время казни. Вокруг толпились и толкались люди, желающие увидеть приговоренного. Блюстителям порядка приходилось сдерживать толпу, прорывающуюся ближе к эшафоту. Особенно много солдат было собралось при входе в главную башню правителя, на балкон которой как раз вышли сын и дочь убитого.

Дочь, ее звали Алира, была очень взволнована. Она нервничала из-за предстоящего собрания старейшин, от результата которого зависела ее дальнейшая судьба. Алире исполнилось тридцать два, и будь она мужчиной, уже завтра заняла бы престол. Но она — девушка и слово имело маленький вес для старейшин, хотя шанс уговорить их все же был. Алира заручилась поддержкой нескольких членов совета и рассчитывала на их помощь. Девушка прошла по дорожке и, поприветствовав народ кивком головы, села в большое кресло, покрытое львиной шкурой. Алира поправила черные густые волосы и положила руки на подлокотники. На ней было длинное фиолетовое платье, строгое, без выреза и рюшей. Украшений тоже не наблюдалось, только на правой руке располагался черный широкий браслет с золотой надписью на древнерунном, означавшей добрую память в веках.