— Мне нужен Флай. Не знаешь, где он? Она открыла было рот, чтобы что-то соврать, но поняла, что делать это бесполезно, и беспомощно опустила голову на руки.
— И что Большой Степ не оставит его в покое? — всхлипнула она.
— Что он тебе плохого сделал, крошка? Лиза опустила руки, и они как плети повисли вдоль тела.
— Ничего плохого, только бил иногда. Но... это все было ничего, по мне — так пусть бьет. А вот тот новый, с Майами, его зовут Голубем, вот он действительно сделал. — Слезы потекли ручьями. Не глядя в мою сторону, она упала на стул с жесткой спинкой и уставилась в пол. — Этот, другой просто ненормальный. Извращенец... Он мне...
— Ты можешь мне об этом не рассказывать.
— Я никогда ничего подобного в жизни не делала, даже когда меня... Он взял и...
— Оставь это, Лиза.
Она посмотрела на меня каким-то скучным взглядом.
— Было ужасно больно. А Степ смеялся и смеялся. Он думает, что я помогла тебе уйти из-за той истории столетней давности. — Как в замедленной съемке, она подняла руку и пригладила волосы. В уголках ее рта появилась тень улыбки, и она сказала: — Когда-нибудь я убью его. Обязательно убью. Вот будет здорово. — Голос ее неожиданно сорвался на пение, и тут только я понял, насколько она пьяна. Из-за привычки к постоянному употреблению алкоголя и на редкость крепкого телосложения она все это время казалась почти трезвой, хотя на самом деле, очевидно, еле на ногах стояла. Страх помог ей поначалу скрыть свое состояние, но сейчас она уже не могла держать себя в руках.
— Лиза, где Флай? — ласково, насколько мог, спросил я.
Ей с трудом удалось остановить на мне взгляд.
— Флай — он хороший. Он всегда говорил мне, когда... я нужна Степу, и я тогда уходила. А когда я болела... он присылал ко мне врачей. Да, да. Он тогда целую неделю со мной жил.
— И как же ты ему отплатила, а, Лиза?
Она как-то неуверенно улыбнулась.
— Я... это не важно.
— В конце концов, Флай ничуть не лучше всех остальных, крошка. Кстати, где он?
— А ты не... ты ему ничего плохого не сделаешь?
— Нет. — Я наклонился к ней поближе, чтобы она лучше поняла, что я ей говорю. — Он взял у меня одну вещь. Я хочу ее вернуть.
Она наморщила лоб, собираясь с мыслями, потом скривилась и спросила:
— Так ты, Ирландец, тоже из этих? Ты-то, наверное, можешь порошок где угодно достать.
— Нет, крошка, я не «из этих». Но мне нужна капсула, которую взял Флай. Куда он ее спрятал?
— Но она ему тоже очень нужна. — В голосе ее прозвучала нотка неуверенности, и я понял, что на нее можно еще надавить.
— Там только сахар, понимаешь, Лиза. У него из-за этой штуки будут только лишние неприятности, больше ничего.
Конечно, не из-за самого Флая она так переживала. Она видела в нем такое же забитое, униженное существо, каким ощущала себя. Это было сложное чувство к человеку, оказавшемуся с ней в одной лисьей норе, такому же раненому и больному, как она.
— Ты... не врешь? Я покачал головой.
Казалось, она не плакала, но слезы снова ручьями потекли по ее щекам.
— Куда-то он ее припрятал. Сказал, что на черный день. Но сейчас он не может попасть к себе... Безразличным движением она утирала слезы.
— Он ведь знает, где Эрни Саут прячет свои запасы. Он хотел... туда пойти и... — Вдруг поток слез прекратился. — Ты знаешь Эрни Саута? — спросила она неожиданно трезвым голосом.
— Да, мы встречались. Он подонок. Она крепко сжала губы.
— Ирландец... — Она хотела было что-то сказать, но передумала и вялым голосом договорила:
— Он... у него... героин... это самая дрянь из всех.
— Флай не говорил тебе, куда идет?
— В кофейню Тарбуша. Флай... Он украл как-то раз у Эрни ключ и сделал себе копию.
— Ладно врать-то! Эрни на этом не проведешь! Она усмехнулась и чуть не съехала со стула. С полузакрытыми глазами она сказала: «Да?» — затем голова ее поникла, и я едва успел подхватить Лизу, прежде чем она стукнулась об пол. Тело ее безжизненно повисло на моих руках, но на губах все еще видна была удовлетворенная усмешка. Я поднял ее, положил на кровать и ушел, тщательно прикрыв за собой дверь.
Когда я собирался выходить из дома, то заметил, что с улицы к подъезду кто-то идет. Я прижался к стене, к счастью стоя в тени. Дверь распахнулась настежь, и видно было, что парень самодовольно усмехается. Когда он закрывал за собой дверь, я заметил, что в руке его что-то блеснуло. Он быстрым шагом направился к двери Лизы.
Когда я огрел его по затылку пистолетом, он обмяк, как увядший цветок, и я подхватил его под мышки, прежде чем он упал на пол. Даже в сумерках подъезда нельзя было не заметить следы порока на его неприятном лице. Покрой костюма выдавал в нем приезжего с юга. Я сунул руку ему в карман в поисках бумажника. Там я нашел водительские права на имя Уолтера Уэйра, Майами, Флорида.
— Привет, Голубь, — произнес я, засовывая ему в карман бумажник.