Возвращение грифона

За месяц, что мы занимались практикой, у нас уже выстроилась живая очередь на несколько тысяч человек. Люди жили в машинах, снимали квартиры – многие жители посёлка, вначале ворчащие на столпотворение у нашего двора, быстро раскусили выгоду происходящего и перестроили свою жизнь. Практически все начали заниматься обслуживанием паломников – продавали им еду, устраивали на постой в своих домах, отвозили и привозили на своих машинах – с вокзала и на вокзал. Деньги потекли рекой в радостно подставленные карманы соседей. Ну а мы…мы, если нас не остановят, скоро станем очень богатыми людьми. Без всякого нашего на то особого рвения, капитал увеличивался, как на дрожжах. Если в день я принимал человек двадцать-тридцать, то посчитать – каждый оставит пусть даже по пятьдесят рублей – это уже тысяча! И это при зарплате местных жителей в сто пятьдесят рублей. За тысячу обычному гражданину надо было полгода работать.

За месяц мы заработали более тридцати тысяч рублей – невероятные деньги по здешним меркам. Пришлось положить на книжку в сберкассу – нам только ограбления не хватало. Оставили только на проживание. Впрочем, на проживание всегда хватало – деньги появлялись каждый день, и чем больше людей я принимал, тем больше денег становилось. Мне они были неинтересны – впрочем, как и Маше. Мы одевались, обувались, ели что хотели – что нам ещё желать? Если только постройки другого дома – со всеми удобствами. Меня сильно напрягало бегать в сортир под взглядами страждущих больных. Всегда был шанс, что кто-то бросится к ногам по дороге из деревянной будки и рыдая будет просить помочь её сыну или дочери. Что и было уже – дважды.

В общем – мы решили построить другой дом, и подвижки к этому делу уже начались. Среди клиентов, посетивших нас был человек из горисполкома, с которого, конечно, денег не взяли, но он нам помог с оформлением участка. Участок оформили на Машу. Сорок соток, возле леса. Через неделю там должны были появиться рабочие – мы нашли строительную бригаду, и договорились с прорабом. Дом из красного кирпича, с черепичной крышей – что может быть лучше? Даже проект дома был уже готов. Суждено ли было мне в нём пожить? Я не знал. Время покажет… только вот Маша всполошилась и заговорила об отъезде. Да куда мы денемся? Везде найдут. Тут надо устраиваться…

В комнату вошла хмурая Маша, а за ней следом уверенный в себе, нагловатый опер, тот, который приходил к нам с Федорчуком. С ним рядом хорошо одетый, лощёный мужчина лет тридцати с небольшим, отличающийся от знакомого опера так, как отличается от уличного мальчишки-хулигана домашний пай-мальчик в штанишках на лямочках. Однако взгляд этого человека выдавал мента – изучающий, пристальный, оценивающий.

Так оно и оказалось – этот 'лощёный' бы оперуполномоченным ОБХСС, и он желал пригласить меня на беседу в РОВД. О предмете беседы капитан Сеглов не распространялся, но тут и так было ясно – предметом беседы станет наша коммерческая деятельность. Второй опер, один из тех, кто меня когда-то пытался убить, поглядывал странно, как будто определяя – тот ли перед ним человек, или не тот. Само собой – странно, когда человек, забитый до смерти и самолично похороненный в яме, вдруг стоит перед тобой – здоровый, красивый и весь из себя важный. Это вызывает мистический страх. Даже у атеистов и циников.

Вообще-то, по-моему, я у них обоих вызывал некий страх. Мне так казалось. Ну а почему и нет? Один знал о моём странном воскрешении, и при этом знает информацию о том, как вылечиваются мои посетители. Все вылечиваются, без исключения. Второй не чужд мистики, и чем не больше убеждаешь себя в том, что магии нет, колдуны, ведьмы и всё такое прочее не существует, а в голове бьётся мысль: а вдруг? А если правда?

В общем – оба опера были вежливы, корректны, и чуть не с поклонами пригласили меня в РОВД на беседу с начальником. Прямо сейчас.

Маша перепугалась. Она знала, чем частенько заканчиваются визиты в милицию и прекрасно помнила чем закончился визит в милицию у меня, чуть больше месяца назад. Однако делать нечего – я собрался, обул сандалии и пошёл за своими то ли конвоирами, то ли почётным эскортом. Вряд ли второе – но хотелось бы надеяться…

Народ, ожидавший очереди на лечение во дворе зашумел, закричал, поднялась настоящая буча – они окружили милицейский уазик и стали его шатать, чуть не опрокинув на бок. Милиционер-водитель сидел ни жив, ни мёртв, голова его болталась, как на ниточках и лицо побледнело, как полотно.

Мне стоило большого труда успокоить разъярённых людей, решивших, что меня увозят навсегда, в места не столь отдаленные. Я пообещал вернуться и полечить всех желающих сверх плана, после чего толпа всё-таки отпустила уазик и отошла.