Возвращение, или Свободу попугаям!

Лакс еще раз вздохнул и с отрешенной огорошенностью медленно вымолвил:

— Меня проводили в Рощу Памяти, там тоже растут вальсиноры, только гигантские, уложили на траву у корней, наверное, самого большого дерева в Роще, да я прежде и вдвое меньше таких не видывал. А потом Лес заговорил со мной шепотом листвы, шелестом листьев, течением сока в стволах, не знаю, я просто понимал его, а он открыл дорогу к воспоминаниям всех князей Карниалесса. Мой отец, оказывается, тоже был князем, последним из князей. Моя мать не знала этого, она ведь считала его бродягой-полукровкой, а он магией скрывал свою силу и облик, и мои тоже изменил, чтобы я мог вырасти среди людей.

— Был? — Гиз первым выхватил суть.

— Он умер, а я его единственный потомок. Лес просил, чтобы я стал князем… я — полукровка, бродяга и вообще вор. Я так и сказал Карниалессу, а он, кажется, улыбался и ответил, что это неважно, он все это знает, потому что как я читал в его памяти, так и он читал в моей. Главное во мне кровь князей, поэтому я и есть самый достойный правитель, — вымолвил Лакс. — Это я то… — рыжий недоверчиво усмехнулся. — Правда, бред?

— Не знаю. Эльфы странный народ, может, такой правитель как ты, узнавший обратную сторону жизни, хлебнувший вдоволь испытаний, осведомленный о том, что творится в мире, им в самый раз будет. Внесешь свежую струю в политику! А то ведь они дальше Карниалесса и носа не совали. А опыт руководящей работы, обычаев там и прочих мелочей у тебя всегда под рукой в кладвой лесной памяти, — пожала я плечами.

— Ты чего, серьезно, Оса? — опешил Лакс, наверное, ожидавший, что мы вместе посмеемся над нелепыми измышлениями разумного Леса.

— Ну почти, — ответила я. — Это ведь не я, а ты с лесом, пол материка переворошившим ради твоих розысков, беседовал, если он не шутил, так и тебе ржать над его словами не следует. Ты ведь так своей интуиции доверяешь, спроси лучше у нее, может, чего посоветует?

— Я… я не знаю… — прошептал вор и неуверенно поинтересовался: — А если я останусь, ты будешь со мной?

— Лакс ты сейчас выбираешь свой путь, и он не должен зависеть от моей прихоти, — покачала я головой. Где-то в глубине души мне хотелось визжать, топать ногами, броситься Лаксу на шею, прижаться покрепче и никогда не отпускать, но что-то куда более властное, чем страсть женщины к мужчине овладело мною и заставило невозмутимо сидеть на траве и говорить иные слова с мягким спокойствием: — Мне не место в эльфийских землях, а ты… кто знает, не потому ли ты так страстно хотел идти рядом со мной, что уже тогда сознавал: только эта дорога может привести тебя в Карниалесс.

— Но я люблю тебя, магева! — пылко, с упрямой задиристостью воскликнул рыжий, резко вскочив на ноги.

— Я знаю и очень ценю твою любовь, ты очень-очень дорог мне, но именно поэтому я хочу, чтобы все было так, как лучше не для моего эгоистичного желания держать тебя при себя, а для тебя самого. В моем мире есть старая пословица: если любишь — отпусти, вернется — твое, нет — никогда твоим не было. Нам здорово вместе, Лакс, но я не могу поклясться, что ты моя единственная любовь на всю жизнь, а я твоя. Помнишь, ты рассказывал мне об эльфийке, мельком виденной на окраине леса, о той, какую мог бы полюбить…

— Ты знала? Еще тогда знала? — Лакс будто услышал что-то доступное лишь ему одному, и глаза парня изумленно, настороженно расширились.

— Знала что? — вместо меня переспросил запутавшийся в наших метафизических выяснениях отношений и обладавший достаточной наглостью, чтоб это признать, Фаль.

— Карниалесс сказал, что это была моя троюродная сестра Неальдиль, невеста, назначенная князю… То есть мне, она помнит нашу встречу и мечтает о новой… — виновато, радостно и чуточку сварливо признался рыжий и только потом удивился: — Я слышу Лес и сейчас….

— Может быть, ты и не согласился стать князем Карниалесса, но он, как я погляжу, уже признал им тебя, — констатировала я по-прежнему с мирным спокойствием, придавившим все истинные эмоции. — Тебе предлагают очень интересную и важную судьбу. Никто из нас не даст тебе совета, как поступить правильно, выбор ты должен сделать сам.

— Я боюсь, — признался Лакс.

— Ну это нормально, — согласилась я, — если бы было наоборот, мы бы решили, что ты, приятель, свихнулся.

Лакс сцепил в замок руки, обхватил колени, опустил на них голову и задумался, минуты текли, мы молчали, замер, кажется, в напряженном ожидании и сам лес, замер, стараясь не выдать себя ни звуком, ни запахом, ни мыслью. Он ждал и надеялся. Наконец рыжий глубоко, почти судорожно вздохнул и выпалил:

— Я хочу попробовать, — он вскинул голову. — Вы хоть на коронацию останетесь?

— Вообще-то я предпочла бы закончить дела с озером, а потом уже с полным правом гулять на коронации друга! — ответила я. — Как считает Кариналесс, мы сможем уложиться со сроками?