Возвращение императора

Имброциано кивнула в сторону руки:

— Мы можем восстановить функцию: имплантация нервных окончаний. Очень сложная операция. Должна предупредить… это вас заметно ослабит.

Кеа заставил себя успокоиться. Необходимо мужество.

— Это меня беспокоит не очень сильно. Как насчет другой части диагноза?

Доктор вздохнула:

— К несчастью для вас, и в этом вопросе я полностью согласна с остальными докторами. Существует большая вероятность, что удар может повториться. Через неделю? Через год? Больше? Не могу сказать. Но вот что я знаю… вряд ли вы переживете второй такой удар.

Кеа резко рассмеялся.

— Вы не очень-то церемонитесь со своими пациентами, — заявил он.

— Ложь только отнимает время, — пожав плечами, ответила Имброциано, — а времени у вас как раз и нет.

Кеа снова рассмеялся, на этот раз весело. До него дошел смысл шутки. Разве его последней мыслью не была мысль о том, что императоры управляют временем?

«Оказывается, не любое время им подвластно, — подумал Кеа. — С биологическим временем императоры справиться не в силах».

Имброциано посмотрела на него, а потом удовлетворенно кивнула.

— Вы хорошо держитесь, — проговорила она. — Никаких истерик.

— Это не в моем характере, — ответил ей Кеа.

— Да, наверное… господин президент.

Она поднялась, чтобы уйти, но Кеа остановил ее.

— Мои люди предупредили вас, что все случившееся необходимо держать в секрете?

Имброциано передернуло.

— Они очень упорно… убеждали меня в этом. На самом деле, сэр, не было никакой необходимости мне угрожать. Президент или нет, вы мой пациент. А я еще ни разу не нарушила своей клятвы.

— Простите их рвение, — проговорил Кеа. Он думал о том, что, если враги узнают о его болезни, они довольно легко смогут убедить доктора изменить отношение к клятве Гиппократа. — Я был бы вам крайне признателен, если бы вы остались… пока я не решу, что делать дальше.

— Вы продолжаете рассматривать возможность операции, — проговорила Имброциано, — даже несмотря на то, что это испытание, скорее всего, не даст никаких положительных результатов.

— Я сообщу вам о своем решении, — ответил Кеа.

Имброциано ушла. Она была в высшей степени озадачена. Но не более, чем сам Кеа. О чем он думал? Что можно сделать? Самый лучший врач федерации несколько минут назад сообщил ему, что он обречен. Советники настаивают на том, чтобы он назвал преемника — имея в виду одного из них. Они не говорят этого вслух, но все ясно и без слов — он должен раскрыть им секрет местонахождения АМ-2.

«Если я сейчас умру, — думал Кеа, — система — безупречная система, которую я придумал, прекратит свое существование. Бесследно. Секрет АМ-2 умрет. Эта система — настоящая защита против врагов. Знание, которое охраняет от наемных убийц. Теперь же… Есть ли какой-нибудь смысл хранить секрет? Без АМ-2 федерация погибнет. Все труды пойдут прахом. И что? Если ты отдашь им свой секрет, станет еще хуже, разве не так? Начнутся страшные войны — все будут стремиться получить контроль за АМ-2».

Он запрашивал компьютерные прогнозы. И всякий раз количество предполагаемых смертей достигало головокружительного уровня.

Слишком поздно думать о наследнике. Кроме того, Ричардс с самого начала отказался от этой идеи, потому что прекрасно знал историю королей и их детей. Наследники жили, дожидаясь только одного — когда умрет их венценосный родитель и они смогут занять его место. Иногда вступали в заговоры. И почти никогда не были в состоянии предвидеть, что королевство, созданное до них, погибает со смертью старого короля. Достаточно посмотреть на историю клана Баргета, чтобы увидеть, с какой скоростью вырождались его члены — от поколения к поколению.

Ладно, хватит предаваться пустым размышлениям. Нужно принимать решение. Кто станет преемником? Кому доверить секрет АМ-2? Ответ пришел мгновенно: никому.

«Должно быть некое решение, — настаивал упрямец, спрятавшийся где-то в глубине души. — Должно быть».

«Но ведь все умирают… рано или поздно», — слабо спорил Кеа.

«Только мы отличаемся от всех, — убеждал его тот же странный голос. — Мы особенные. Потому что знаем то, что не известно никому, кроме нас. И это отличает нас от остальных живущих сейчас людей… и от тех, что жили до них, тоже».

Кеа пытался сражаться с этими безумными идеями — решив, что, вероятно, уже давно спятил. Наконец он заснул. Он куда-то плыл. Но при этом ему ничего не снилось.

Врачи, контролировавшие его состояние при помощи самых разнообразных приборов, заметили, что все процессы пришли в норму.

Кеа проснулся. Почувствовал себя отдохнувшим. В полном порядке. Ужасно хотел есть. Приказал принести завтрак.

И позвать Имброциано.

Она ответила на все вопросы, затем внимательно выслушала президента. Спокойно. Без каких бы то ни было эмоций.

— Да. Я могу это сделать, — сказала она наконец. — Я могу создать живое тело… человеческое… совершенно такое же, как у вас. Существуют, конечно, теоретические препятствия. Но, имея необходимую команду специалистов и достаточно средств… мы сможем справиться с задачей.

— Вы это сделаете? — спросил Кеа.

— Нет.

— Почему, ради всех святых?