Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх

Покрытый капельками холодного пота, Николай сел на свое место. Алеша обратился к нему с вопросом, но он ответил невпопад, сумбурно, потому что думал, что делать, когда присутствие в вагоне человека, едва не ставшего его палачом, ясно говорило о том, что казнь была лишь отсрочена и скоро приговор Уральского Совдепа будет приведен в исполнение, скорее всего, именно здесь, в поезде. Приходилось полагаться лишь на самого себя, а поэтому Николай локтем правой руки ощупал тяжкую сталь пистолета, покоившегося в кармане брюк. Он заблаговременно послал патрон в патронник, и теперь стоило лишь взвести курок, чтобы подготовить оружие к выстрелу.

"Но сколько же их? Один? Два? Три? Никто не знает. И когда же они приступят к делу? Почему Ваганов, — я вспомнил, что Юровский именно так называл этого человека, — не пошел за мною в тамбур, где мог спокойно расправиться со мной? Возможно, он получил приказ убить всех нас, а не одного меня. Они дождутся, покуда поезд не остановится на какой-нибудь станции, а потом, когда мы все выйдем из вагона, они откроют стрельбу и завершат начатое в доме Ипатьева. И все-таки кого же расстреляли в ту ночь? Почему даже следователь Колчака был уверен в том, что убили государя и его семью? Неужели чекисты инсценировали нашу смерть, но для чего же?"

И Николай, не замечая ничего, что происходило вокруг него, не обращая внимания на песни, плач, смех, крики пассажиров, на вопросы сына и дочерей, все сидел и думал, как же ему расправиться со своими убийцами прежде, чем начнут действовать они. Нужно было угадать, кто ещё был послан по их следу, кроме Ваганова, а потом, не мешкая, сделать с ними то, что собирались сделать они. И Николай поднялся с места, на ходу доставая портсигар, что давало прямое указание на то, куда он держит путь.

— Пойду покурю, — сказал он, и Анастасия, не одобрявшая его привязанности к табаку, укоризненно покачала головой.

А Николай все шел и шел по проходу вагона, бросая взгляды на всех пассажиров-мужчин. Он хотел увидеть, кто же из них вздрогнет, увидев его идущим к тамбуру, кто проводит взглядом, кто невольно выдаст себя порывистым движением, кто поднимется и пойдет вслед за ним. Но никто не поднялся, никто даже не посмотрел на пробиравшегося по проходу, даже Ваганов так же безучастно смотрел перед собой, находясь в какой-то тупой задумчивости.

Николай вышел в тамбур, где никого не было. Папироса уже дрожала в его губах, но он не поторопился полезть за спичками в карман френча, а сунул правую руку в карман галифе и взвел курок браунинга. И вот дверь открылась и в тамбур шагнул высокий мужчина, одетый по-простому — в чесучовом пиджаке, в мятых нанковых брюках. Лицо открытое, но суровое и будто озабоченное. Достал кисет, стал мастерить "козью ножку", свернул её ловко, быстро, похлопал по карманам пиджака, сказал, обращаясь неведомо к кому:

— Вот незадача, спички-то забыл! У вас-то можно прикурить? — обратился он прямо к Николаю и, не дожидаясь ответа, шагнул к нему смело, потянулся "козьей ножкой" к горящей папиросе.

Николай инстинктивно отшатнулся, пугаясь порывистого движения незнакомца, и это его спасло — клинок финки, зажатой в левой руке мужчины, пронесся на расстоянии в пол-ладони от его горла. Николай быстро сунул руку туда, где находился пистолет, выдернул его из кармана прежде, чем незнакомец взмахнул сроим оружием вторично, но стрелять не стал — рукояткой ударил врага куда-то в переносье, причем ударил, не выбирая место, только б отмахнуться, защитить себя, предупредить его удар.

Незнакомец не упал, но лишь схватился за разбитое лицо, и Николай увидел, что между пальцами тонкой змейкой поползла струйка крови. Он шагнул к неизвестному, приставил дуло пистолета к его уху и жарко зашептал:

— А теперь — молись, потому что промахнуться, как сам понимаешь, мне будет трудно. Впрочем, ты можешь спасти свою жизнь, если покажешь всех, кто с тобой едет в поезде, твоих подручных!

— У меня нет подручных!

Николай продолжал держать пистолет приставленным к уху мужчины, доставшего из кармана платок и приложившего его к окровавленному лицу. В глаза бросилось, что платок этот был из тонкого полотна, прекрасно отстиран и накрахмален чуть ли не до хруста, с какой-то вышитой меткой в уголке.

— А Ваганов разве не… ваш подручный? — изменил тон Николай.

— Я не знаю никакого Ваганова! — резко ответил мужчина, видно, очень досадуя из-за неудачи.

Николай, подобрав с грязного пола финский нож с рукоятью из полированной карельской березы, швырнул его в окно двери тамбура и спросил:

— Тогда говорите быстро, что вас заставило бросаться на меня с ножом? Может быть, вы просто бандит и вам нужны деньги? Если вы нуждаетесь, сударь, то я могу ссудить вас тысячей рублей, но для чего же лишать жизни главу многочисленного семейства, их единственную защиту? Или, может быть, у вас есть ко мне какие-то личные претензии?