Возвращение из Трапезунда

– Скажешь, что на тебя напали, все скажешь – только имени не скажешь, – сказал Осман, и черные глазки сверкнули в полутьме, как отполированные бусинки.

– И это? – Андрей показал на свою шею.

– Очень страшно расскажи – как тебя пытали…

– А потом?

– А утром ты убежал.

– И это я всем скажу?

– Всем скажешь. И Аспасии скажешь, и Метелкину скажешь.

Андрей кончил одеваться и теперь чувствовал себя увереннее.

Поэтому он смог задать главный вопрос.

– Что изменилось? – спросил он. – Вы узнали, что я – другой Берестов? Что произошла ошибка?

– Может быть, – сказал Осман.

Он подошел к Андрею ближе – оказалось, что он на голову ниже своего пленника, достал из кармана пиджака длинный конверт.

– Расскажи, – сказал он, – кто тебе его дал?

– Ахмет, – сказал Андрей. – Мой друг Ахмет Керимов.

– Зачем ты молчал, не отдавал? А что было бы, если бы мои аскеры тебя зарезали?

– Это место было закрыто. Кофейня у порта. С кораблем.

– Это правда, – согласился Осман, словно Андрей сразил его сильным аргументом в ожесточенном споре. – Этого ты не знал.

– Я решил, что за письмом придут.

– Правильно решил, – согласился Осман. Он улыбался неуверенно и даже застенчиво – видимо, с его точки зрения, он совершил большой промах. И вдруг сердито закричал: – Откуда я мог знать, шайтан тебя побери, что в Крыму два Берестова есть! Откуда мне знать, а? Теперь кричать будешь, теперь Керим кричать будет, Сейдамет скажет, что старый дурак. Ты-то им все расскажешь, конечно, расскажешь… – И неожиданно вслед за этой страстной речью последовало маленькое слово «да?» с вопросительным знаком в конце, который скрывал в себе такую надежду на порядочность посланца из Крыма, который, может быть, и не такой плохой человек, который, может быть, и не будет жаловаться тем, кто его послал.

Андрей понимал, что, в сущности, Осману не столь важно, будет жаловаться на него Андрей или нет. Вряд ли он так уж боялся крымских татар.

– Прости меня, друг, – сказал Осман.

– Это было недоразумение, – сказал Андрей великодушно, но его великодушие было напускным – ничего он не забыл и не простил. Но сейчас куда важнее было вырваться отсюда.

Гюндюз уселся на ложе, показал Андрею рядом с собой, начал говорить с ним о здоровье Ахмета, о татарских делах. Андрей, разумеется, знал мало: жил он только в отряде Ахмета и не видел ни татарских политиков, не знал их сил и намерений в Симферополе. Но он старался показать, что знает куда больше, чем говорит, и, возможно, ему это удалось. В конце концов Гюндюз сказал:

– Лучше тебе сейчас идти, Андрей. Чем раньше ты пойдешь, тем меньше тебя будут искать. Кому нужно, чтобы русский полк перекапывал выгребные ямы и колодцы, как уже случалось этим летом. Пожалей своих земляков.

В этих словах была скрыта издевка, но ее можно было не замечать.

– Мы с тобой еще много раз встретимся. Будь спокоен, Андрей, пока я жив, ни один волос не упадет с твоей головы.

Осман говорил чуть более торжественно, чем требовалось, но Андрей думал только об одном – скорее уйти отсюда, из этого замкнутого полутемного, наполненного шепотом и шуршанием дома.

Андрей поднялся.

– Тогда проводите меня, – сказал он.

– Нет, так уйти нельзя, – сказал Гюндюз.

Он хлопнул в ладоши. Из дальних комнат кто-то отозвался «иду» – Андрей понимал многие слова. Потом вошел незнакомый подросток. Он нес миску с темной жидкостью.

– Сними повязку, – сказал Гюндюз.

– Зачем?

– Она слишком чистая, мой друг. Мы повяжем другую – грязную.

Он достал из кармана мятый платок. Андрей признал правоту турка. Он смотал повязку – она присохла спереди, было боязно ее отрывать, – Осман протянул сухую руку и резко рванул повязку к себе.

– Пускай кровь идет немножко, – сказал он.

Он протянул платок.

– Сам завяжи. На тебя бандиты напали. Куда-то затянули, в какой дом, ты не знаешь, глаза завязанные были, – пытали, денег требовали, убить хотели, а потом ты сбежал от них – еле убежал. Сам придумаешь, только дом не помнишь, никого не видел. Чем меньше знаешь, аскер, тем лучше для тебя, долго жить будешь.

В темной глиняной миске, которую принес юноша, была, по уверениям Гюндюза, куриная кровь.

– Закрой глаза, – сказал седобородый Андрею.

Андрей подчинился. Осман зачерпывал широкой ладонью кровь и мазал ею ворот и грудь Андрея.

– Не смотришь за дураками, – ворчал он, – всегда напутают. Я не велел им твое белье стирать, а они думали, что тебе амба. Выстирали женщины, чтобы продать, хороший, говорят, пиджак, зеленый, и рубашка хороший – богатый аскер был.

– Вы часто спешите? – спросил Андрей, не в силах скрыть дурного отношения к Гюндюзу. Но тот будто не слышал злости в голосе Андрея.

– Я редко спешу, – ответил он. – Мои женщины очень недовольны, они уже деньги подсчитали, а оказывается, ты будешь живой!

Андрей приоткрыл глаза, думая, что размазывание куриной крови кончилось. Но Осман словно ждал этого момента, плеснул остатками крови ему в лицо.

– Да вы что!

– Пускай так будет, – рассмеялся Гюндюз. – Так лучше поверят. Ты лучше рукавом вытирайся – скорее засохнет.