Возвращение из Трапезунда

Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за то, что я бесцеремонно вмешиваюсь в вашу жизнь. Но если вы возьмете за труд задуматься, то согласитесь, что связи между мной и вами, между всеми нами, пловцами в реке времени, по необходимости куда более тесные, нежели между нами и всеми обитателями Земли. Миллионы людей, окружающие вас сегодня, не более как фигурки за окном летящего вперед поезда. Не успели вы приглядеться к ним – и они уже исчезли в недосягаемом прошлом, словно растворились в мареве на горизонте. И лишь ваши попутчики в вагоне или в следующем поезде, куда вы перешли после пересадки, остаются с вами достаточный промежуток времени, чтобы вглядеться в их лица и понять их тревоги. И совсем ничтожное число людей в этой Вселенной оказываются вашими попутчиками надолго. Для вас пока я – единственный постоянный спутник. И не следует роптать на судьбу – вы вольны остановиться и остаться там, где вы сейчас находитесь. И подобные случаи уже бывали. Но скажу – и не потому, что я претендую на роль пифии, a только основываясь на собственном опыте, – что вы уже не сможете отказаться от движения впереди потока и вне потока. Это болезнь, и, как больной давний, хронический, могу сказать, что в этом наше с вами проклятие и наше с вами счастье. Счастье быть иными. Так что я надеюсь, через несколько недель вы будете в Симферополе и мы с вами неспешно поговорим.

Ваш Теодор.

– Я согласна с ним, – поспешила сказать Лидочка, прежде чем Андрей разразился гневной филиппикой. – Сейчас уже не время рассуждать – кто виноват. Так случилось. Мы оторвались с тобой от корней, и нас несет, как перекати-поле.

– И не подумаю соглашаться с тобой, – сказал Андрей после паузы, словно своим вмешательством Лидочка выбила у него оружие. – Я живу здесь, я самый обыкновенный человек.

– Только моложе Ахмета, своего ровесника, на три года.

– Не цепляйся к деталям, – сказал Андрей. – Разница несущественна. Да, нам с тобой пришлось убежать из того года, потому что мне грозила опасность. И я тебе благодарен за то, что ты разделила эту опасность со мной. Но теперь – ты же видишь, – Андрей показал на письмо, которое Лидочка положила на стол, – Вревского нет, дела об убийстве отчима нет. Мы с тобой живем вместе. И нет никакой нужды более убегать в будущее.

– Я мечтаю о том же. Ведь я по натуре домоседка. Скорей бы кончилась война!

– Теперь уже скоро. Надо читать газеты. Дни Германии сочтены.

– А если начнется новая война?

– С кем же?

– Не надо саркастического тона, Андрюша. Может, с Турцией, с Китаем.

– Лучше скажи – с марсианами!

– А если будет война внутри России?

– У нас была революция! Больше не будет.

– Все равно я с тобой не согласна. Я не зарекаюсь.

За ужином Андрей возобновил спор.

– Мы с тобой как птицы, – сказал он, – как домашний гусь Мартин, который летал в Африку.

– Я подозреваю, что, вернувшись в птичник, Мартин забыл про Африку, – возразила Лида. – Женился, развел детей. Нужна ли Африка домашним гусям?

– Нужна, – сразу ответил Андрей, – чтобы не попасть на сковородку. Домашние гуси не знают, что от сковородки можно улететь. А мы знаем.

Лидочка пожала плечами, поднялась из-за стола, начала убирать тарелки. Они теперь столовались в своей комнате – это было дешевле и чище, – в Батуме уже были случаи холеры, которую принесли из Турции солдаты.

Она понесла посуду на веранду, чтобы спуститься на задний двор и там ее помыть. Андрей смотрел ей вслед – платье Лидочки было чуть тесно, это было прошлогоднее платье.

В дверях Лидочка остановилась, гневно обернулась и сказала:

– Не смей так смотреть на меня!

– Почему?

– Потому что ты меня раздеваешь – я всей спиной чувствую.