Возвращение из Трапезунда

Она смотрела на Баренца открыто, даже весело – она была как охотник, приманивающий тигра. И Андрей с жуткой и безнадежной грустью понял, что он никогда не будет тигром, хищником, которому готова отдаться Аспасия, потому что таковы ее правила игры.

– Простите. – Баренц легко выдержал ее взгляд. – Сейчас у меня есть вопрос к молодому человеку.

Баренц отвел Андрея на два шага в сторону, насколько позволял шкаф. И хоть не дотрагивался до Андрея, тому казалось, что спиной вдавлен в стенку шкафа.

– Я искренне благодарен вам и постараюсь отплатить добром за оказанные мне услуги, – сказал он формально. Глаза у полковника Баренца были светлы и холодны, как кусочки обкатанного волнами агата. – И рассчитываю на вашу дискретность. Я здесь неофициально.

– Ну конечно, – сказал Андрей, смешавшись.

– Надеюсь, что мы с вами еще встретимся и поговорим за доброй чаркой вина, – сказал Баренц с облегчением – он поверил в искренность Андрея. Наверное, понял, что тот не опасен. – Я хотел бы задать один нескромный вопрос, и вы вправе мне не отвечать.

– Пожалуйста, – сказал Андрей, стараясь оторвать свои глаза от настойчивого взгляда Баренца и увидеть, что делает Аспасия.

– Берестов. Андрей Берестов – это ваше настоящее имя?

– Разумеется! Какое же еще!

– И кто-нибудь может это подтвердить?

– Да кто угодно! Хотя бы профессор Авдеев. Он три года назад читал мне лекции в Московском университете.

Баренц оторвал взор от Андрея и кивнул в сторону профессора. Профессор допрашивал Аспасию, и та с удовольствием в лицах показывала, какой здесь произошел бой.

– И вам неизвестны ваши однофамильцы? – спросил Баренц.

– Клянусь честью, нет. Но здесь я столкнулся с недоразумением и понял, что однофамилец у меня есть. В Севастополе.

– Вот именно, – сказал Баренц. – Он чуть постарше вас, а может, и вашего возраста, повыше вас ростом, волосы русые, лицо правильное; сложен пропорционально.

– Такому описанию соответствуют тысячи людей, – сказал Андрей.

– Вы правы, – сказал Баренц. – Спасибо. Большое спасибо за беседу. Позвольте задать последний вопрос: вам что-нибудь говорит фамилия Беккер? Николай Беккер?

– Мы с ним вместе учились в гимназии.

– Ну разумеется! Все объясняется так просто!

И он быстро покинул комнату, лишь на секунду задержавшись возле Аспасии и кинув ей короткую фразу. У Андрея сжалось сердце, потому что он увидел, как быстро Аспасия подняла голову к Баренцу, как послушно кивнула.

Впрочем, утешил себя Андрей, у них общие дела, им же предстоит снова совещаться, как провозить табак и прочую контрабанду. А ведь непосвященный никогда не догадается, что связывает этих людей – лощеного полковника контрразведки, греческую красавицу, армейского ветеринара, убитого турецкого бандита… Для полного комплекта не хватает крестьянского сына Ивана Ивановича.

Иван завтра посмеется, узнав о торжестве христианских кланов над магометанским противником.

* * *

На следующее утро в башню заявились два солдата. Их привел пожилой фельдфебель из комендатуры и сказал, что они будут стеречь раскопки от злоумышленников. Солдаты были рады такому занятию. Они уселись в тени, подальше от пыли, которую поднимали землекопы. Землекопов тоже стало больше, и Андрею приходилось быть внимательным – в рвении, более показном, чем истинном, греки готовы были уничтожить все, что встречалось на пути; они ждали великого клада – весь город знал о кладе, который вот-вот найдут русские. Солдатам приходилось отгонять зевак.

Андрей увлекся работой настолько, что возвращался в гостиницу поздно, усталый, вымотанный, почерневший от солнца и посеревший от пыли. Он всегда старался пройти мимо дверей «Луксора» – один раз увидел в дверях Русико, которая стояла там в халате, куря большую трубку. Она помахала Андрею и сказала:

– Зайди, мастика выпей.

– Видишь, какой я пыльный, – сказал Андрей.

– Будешь чистый – приходи, – сказала Русико. Она двинула ногой, полы халата разошлись, и стало видно ее крепкое колено. – Я сама тебя любить буду.

И засмеялась.

Раза два в те дни заходил Иван Иванович. Ему тоже было некогда – Успенский гнал работу, заставлял крестьянского сына снимать копии с фресок и протирки с надписей. А Ивану надо было думать о покупке имения.

– Ты заблуждаешься, – говорил он, попыхивая слишком душистым табаком, – если полагаешь, что турки из банды Гюндюза простят тебе смерть вожака. Я бы за твою жизнь и гроша ломаного не дал.

– Но я же его не убивал! Я хотел только спасти Аспасию!

– Аспасию, или полковника Баренца, или даже ветеринара Метелкина – какая разница! В результате твоего действия погиб Гюндюз – большой человек, глава семьи.

– Я не ожидал от тебя дифирамбов в этот адрес.

– А я отдаю человеку должное, – отвечал Иван Иванович. – Мне приходилось с ним сталкиваться. Тебе тоже. И мы оба живы. А он, подарив тебе жизнь, – мертв.

– Он ничего мне не дарил. Если кто-то и дарил, то мой крымский приятель Керимов. Если бы Гюндюзу было выгоднее меня убить, он бы убил.