Возвращение к истокам (СИ)

— Эрик лезет не в свое дело!

— Это не его дело, — согласилась я. — Только твое и Влада.

— Только мое, — поправила она. — И все. Не вздумай ему сказать, поняла?

— Даже в мыслях не было. Только тебе самой станет легче, если скажешь. По крайней мере, он при тебе не станет… вести себя, как козел. Ты — одна из тех, кто ему по-настоящему близок.

— Забудь, — отмахнулась она. — Меня это уже не волнует.

Ложь. И я бы распознала ее, даже не будь во мне столько кена. Впрочем, любопытство иногда просыпается и во мне, а играть в игры за столько лет я научилась прекрасно.

Разговор с Дашей отвлекал от предстоящего действа, помогал расслабиться. Да и ее давно пора расшевелить.

— Вот как? — усмехнулась я. — Из-за Богдана?

Даша нахмурилась и тряхнула головой.

— Ты слишком много замечаешь.

— Побочные эффекты от избытка кена. Мне кажется, жила вот-вот взорвется, а с ней и голова. А Богдану ты нравишься — это сразу видно.

— Он ненавидит нас всех и не скрывает этого, — скривилась Даша.

— Тебя не ненавидит.

Ненависти там и правда не было. Была другая эмоция, но на ненависть она была похожа мало. Надеюсь, сегодня вечером я смогу отдохнуть от чужих переживаний — своих предостаточно, и с ними смириться.

— Неважно, — тускло прокомментировала Даша. — Если не сработает с Гарди, мы все умрем.

Если не сработает с Гарди, у меня есть план «Б». Барт редко ошибался, и в этот раз, я уверена, продумал все до мелочей.

Я мысленно повторила пассы, которые ставят печать.

Захотелось тепла. Поддержки. Пусть невольной, от человека, который далек от интриг и хитроумных планов. Рука сама потянулась к Даше. У нее была мягкая ладонь. Тонкие пальцы, унизанные перстнями. Аккуратно подстриженные ногти, тронутые лаком телесного цвета.

— Мы каждый день рискуем умереть, Даша. Неважно, кто нам угрожает: армия охотников, сбрендивший колдун, драугр или же Первые. Именно потому нужно уметь отпускать себя. И делать то, что хочется. — Я поймала взгляд Эрика — серьезный и глубокий — и добавила: — Хоть иногда…

…Дорога вилась лентой. Зеленели свежей травой газоны, бурыми мрачными кучами у дворов лежали прошлогодние листья. Хозяева трудились в палисадниках, орудуя граблями и лопатами. Покрывались свежей краской низкие заборчики, окучивались клумбы, на крышах пухлыми булками сушились подушки.

Медленно, плавно просыпалась жизнь. Весна питала ее. Впитывалась в землю зимняя влага, и земля благодарно делилась с миром зеленью. Ярко светило солнце, нежились на голубом полотне неба полупрозрачные облака.

В машине нас было четверо — я, Эрик, Богдан и Глеб. Эрик за рулем, я рядом. Богдан с Глебом на заднем сиденье. В воздухе повисло неприятное молчание, от Эрика исходили сильные волны раздражения. Его пальцы вцепились в руль и побелели, а губы сжались в тонкую линию.

Эрик ненавидел Богдана. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью — охотник всю дорогу просидел, отвернувшись к окну.

С нами ехали еще две машины. Влад с Мирославом, Дэном и Алексом в одной. В другой — Роберт с Дашей и Гектором. Эрик не доверял Богдану, потому мы взяли с собой страховку.

Город встретил нас суетой. Грязными улицами, цветущими абрикосами и запахом древесной смолы. Давно я не была в Липецке — казалось, вся жизнь прошла в старинном доме скади, окруженном деревьями и тишиной. Скрытая мороком усадьба… И я будто выпала из жизни, и вот она хлынула в меня звуками сигнализаций, гулом голосов, ревом моторов и цоканьем каблуков о тротуары.

Квартира, в которой, по словам Богдана, скрывались Лив и Гарди, находилась в центре. Запруженная улица выпустила нас неохотно — мы простояли в пробке на светофоре минут пятнадцать, прежде чем свернули в нужный двор. Час пик даже в небольших городах отнимает время.

Подъезд был грязен и явно требовал ремонта — обшарпанные стены, краска на которых выцвела и потускнела, затянутые паутиной и пылью потолки, сальные перила и запах старости, вывести который поможет лишь капитальный ремонт.

Третий этаж, а до него — молчание, лишь шаркающие по лестнице шаги нарушают тишину. Напряжение такое, что от него в ушах звенит. С каждым шагом волнение усиливается, давит изнутри черепной коробки, и пульсом отдается в висках. Взгляды — настороженные, пугливые, и среди них глубокие взгляды Эрика особенно различимы. Он смотрит не на меня — в меня, проникает под кожу, расплывается там, впитывается в кровь. На него откликается жила. Странно, во мне ни капли его кена — тот, что оставался, давно использован, вместо него в венах бродит ваниль. А все же именно на Эрика такая реакция, что от каждого прикосновения хочется вскрикнуть.

Мимолетное, будто бы случайное касание к пальцам. Электричество. Я вздрагиваю, а он щурится, высматривает во мне…

Что?

— Пришли.

Богдан лязгнул ключами, толкнул дверь, впуская нас…

Узкий коридор. Обои старые, затертые. Слева на полу — дырка в линолеуме. Треснувшее зеркало в деревянной оправе, тапки со стоптанными задниками. Шорох в комнате, метнувшаяся ко входу тень.