— Ты думаешь, что не вернешься, да? — Он шагнул ко мне и теперь его отражение гипнотизировало меня тоже. — Если выйдешь к охотнику, то уже не войдешь в дом?
Я вздохнула. Врать Глебу не было ни сил, ни желания. Потому я просто опустила глаза. Взгляд упал на флакончик духов — Эрик подарил еще перед уходом в кан. Сказал, что они замечательно подчеркивают запах моего кена…
— Ты как всегда! — Рука Глеба сжала мое плечо, затем так же резко отпустила. — Геройствовать потянуло?
— Не начинай…
— Эрик знает?
— А сам-то как думаешь?
— Черт, Полевая, это скверно! — Он отступил на несколько шагов, покачал головой, запустил пальцы в растрепанную темную шевелюру. — Почему, скажи, ты никогда не думаешь мозгами?!
— Поверь, об этом я думала слишком много.
— Да ну? А результут все тот же. Сама решила, сама сделала, пофиг на тех, кто тебя любит. А ты думала о том, что Эрика сорвет? Что он снова станет слегка того?
— А ты думал о том, что, если я этого не сделаю, не будет, кого срывать?! — выдохнула я резко. — Не будет Эрика, тебя, твоей драгоценной Ники! Охотник пришел нас убить, Измайлов. И есть лишь один способ ему помешать. Кто-то должен погибнуть, но лучше кто-то один, чем все.
— Ты, да? — саркастично уточнил он. — Почему ты?
— Потому что так велели они. Боги, которых не существует. Так написано в книге предсказаний Арендрейта. Барт пророчил мне.
Молчание. И только тиканье часов на комоде отсчитывало время на до часа «Х». Как жаль, что время нельзя остановить, замедлить, оттянуть минуту, когда придется осуществить то, что сейчас страшно даже на словах.
— Барт готовил меня с момента нашей встречи, Глеб.
— К чему? В жертву тебя принести? Не нажертвовалась еще?
— Глеб!
— Что — Глеб?! Как мне идти туда, зная, что ты не вернешься? Об этом ты подумала?
Объятия душат, как и слезы. Скребет горло от невысказанных слов — ненужных, потому что нужное понятно и без слов. И мелкие капли дождя липнут к стеклу, будто пытаются просочиться внутрь. Маленькая, но все же поддержка.
Наверное, я навсегда останусь частью атли. Ведь сейчас, обнимая Глеба, чувствую и эмоции его, и страх, и желание изменить то, что изменить невозможно. И, наверное, пока он будет помнить меня, я не умру окончательно.
Остаться бы в этом мире призраком… Интересно, становятся ли хищные привидениями? Может, существует обряд, привязывающий духа к дому. Как было бы замечательно поселиться в стенах дома скади, бродить по ночам по широким коридорам, цепляться к юбкам целительниц, легким сквозняком касаться щеки Эрика, когда он уснет. Тогда у меня будет достаточно времени, чтобы за ним наблюдать.
Проводить больше времени с Аланом.
Просто быть частью дома. Всегда.
— Нам пора, — прошептала я, отстраняясь. — Если у Гарди получится, нам не придется возвращаться к этой теме. Поэтому давай просто верить, хорошо?
Верить иногда сложнее всего. Но Глеб кивнул, вытирая с моих щек слезы.
Рита всегда была трусихой. С самого первого дня, когда она появилась у атли с нелепым красным зонтом, растерянная и смущенная. Приход Рихара сломал ее, воскрешение веры в себя не добавило, и каждый раз, когда приходил враг, Рита впадала в панику.
Сейчас она сидела на верхней ступени лестницы, обнимала себя за плечи и смотрела вниз — туда, где планировалась опаснейшая из всех наших операций. Пальцы ее при этом слегка подрагивали, а обкусанные ногти красноречиво описывали состояние, близкое к панике. Парадокс: Рита была сильнее многих воинов в этой гостиной, чистокровная атли, сила которой могла бы перерасти мою, если бы Рита ее развивала. Но вот она сидит здесь и трясется, как осиновый лист. И я знаю, что в душе она мечтает сбежать. Спрятаться, переждать. Все, что угодно, лишь бы не драться, лишь бы не видеть приближающихся щупалец к своей жиле.
Я постаралась пройти мимо, прижимаясь ближе к перилам, чтобы не заразиться от Риты паникой. Однако она схватила меня за запястье, вынуждая остановиться, и выпалила:
— Я боюсь! Я так боюсь, что перед глазами плывет. Когда я думаю, что Первый там, за дверью, когда представляю, что он может сделать, если войдет… Скажи мне, что я выживу. Если не скажешь, я просто не смогу. Свихнусь тут.
Слабая, что с нее взять? И пожалеть бы, да… не вышло.
Я разозлилась. Злость была неожиданной и удивила меня саму. Она жалеет себя, трясется, в то время, как я точно знаю… От знания этого тошно, ожидание жжет лопатки, в груди тяжесть — не продохнуть. Мне придется оставить мужа, сына. Бросить друзей. А она…
— Нет! — ответила я резко и выдернула руку. — Не скажу. Готовься к тому, что погибнешь. Если у нас не выйдет, умрут многие. Может, ты. Твои близкие. Готовься к этому и, бога ради, хватит истерить!
— Почему ты так разговариваешь со мной? — возмутилась Маргарита. — Разве не видишь, я и так боюсь, а ты…
Нижняя губа ее нервно затряслась, глаза округлились, наполнились новой порцией слез. Так бы и стукнула!